Дом ста дорог - [68]

— Похоже, туго приходится тем кобольдам, — заметила девочка.

— Верно, — кивнул Тимминз. — Но они до сих пор не попросили о помощи.

«И, конечно же, тебе в голову не придёт помочь им, пока они попросят, — мысленно ответила Чармейн. — Просто невозможно! Умываю руки, пусть сами разбираются!»

— Не мог бы ты показать мне дорогу домой? — обратилась она к Тимминзу.

Он немного поколебался, а затем проговорил:

— Думаешь, огненный демон обрадуется знанию, что королевское золото уходит в Замок Радости?

— Да, — кивнула Чармейн. — Или его семья обрадуется.

Глава пятнадцатая, в которой похищают Блика

Тимминз с неохотой отправился в обратный, долгий и извилистый, путь и проводил Чармейн до выхода из пещеры. Там он остановился, произнёс бодрым голосом: «Дорогу дальше ты и так знаешь», — и исчез.

Но девочка вовсе не знала дороги дальше. Она стояла рядом с конструкцией, которую Тимминз назвал парящими санями, размышляя, что же делать дальше. Кобольды не обращали на неё внимания и, не отрываясь, красили, вырезали, обивали. В конце концов, Чармейн опустила собачку наземь и сказала:

— Бродяжка, будь умницей, покажи мне путь до дома двоюродного дедушки Уильяма.

Собака с готовностью потрусила прочь. В скором времени Чармейн серьёзно засомневалась в навигаторских способностях Бродяжки. Собачка семенила впереди, а девочка шла следом; они поворачивали налево, а потом направо, и снова направо — казалось, они будут идти так всю жизнь. Чармейн погрузилась в размышления об открытии, сделанном у Замка Радости, так что несколько раз не уследила, куда повернула Бродяжка. Девочка стояла в кромешной темноте и звала: «Бродяжка! Бродяжка! Ты где?», — и собачка находила её. Они шли уже приличное время, Бродяжка начала ковылять и тяжело дышать, высовывая свой язык всё ниже и ниже. Девочка хотела было взять её на руки, но решила, что тогда они точно не доберутся до дома. Чтобы подбодрить собачку и себя, Чармейн принялась говорить вслух.

— Бродяжка, я просто обязана рассказать Софи о случившемся. Она, наверняка, уже переживает за Кальцифера. И как можно скорее нужно рассказать королю о Замке Радости и золоте. Но, если я отправлюсь во дворец как только вернусь домой, то, скорее всего, наткнусь там на принца Людовика, который с притворством будет хвалить масляные оладьи. И почему он не любит их? Просто замечательные оладьи! Наверно, потому что он лаббокин. Нет, я не осмелюсь говорить при нём. Мне следует подождать до завтра. Как думаешь, когда принц Людовик уедет? Сегодня вечером? Король сказал, чтобы я пришла через два дня, так что принц должен уехать до завтра. Если завтра я приду пораньше, то успею сперва переговорить с Софи… Вот чёрт! Совсем забыла. Кальцифер ведь говорил, что они хотят притвориться, будто покинули дворец, а значит, я могу и не найти Софи. Ох, Бродяжка, что же мне делать?

Чем больше Чармейн рассуждала, тем меньше она понимала, как же ей дальше быть. В конце концов, девочка устала говорить и молча плелась за тусклым светлым пятнышком, громко сипящим, но упорно чапающим вперёд. Бродяжка навалилась на очередную дверь, и они очутились в гостиной двоюродного дедушки Уильяма. Собачка заскулила и повалилась на бок, часто-часто дыша. Чармейн выглянула в окно — вечернее солнце красило лепестки гортензии в розовый и фиолетовый цвета.

«Мы проходили целый день! — подумала девочка. — Неудивительно, что Бродяжка выбилась из сил, а мои ноги вот-вот отвалятся! Питер, должно быть, уже дома. Ох, надеюсь, он приготовил ужин.»

— Питер! — позвала она.

Ей никто не ответил. Чармейн подхватила Бродяжку и отправилась на кухню. Собачка слабо лизнула её руку в знак благодарности, потому что сама она уже не могла ступить ни шага. За кухонным окном виднелись розово-белые зигзаги белья, развевающегося в лучах заходящего солнца. Питера не оказалось ни на кухне, ни во дворике.

— Питер? — ещё раз окликнула девочка.

Тишина. Чармейн вздохнула. Очевидно, что Питер так и не нашёл обратной дороги, и одному богу известно, где он сейчас блуждал.

— Слишком много разноцветных резинок! — бормотала девочка, снимая с очажной полки миску с собачьей едой. — Глупый мальчишка!

Чармейн слишком устала, чтобы готовить ужин. Когда Бродяжка опустошила две миски и вылакала всю воду, которую девочка принесла из ванной, Чармейн пошла в гостиную и заказала чай к полднику. Затем ещё один. А потом утренний кофе. Девочка подумала было сходить на кухню за завтраком, но ноги не желали слушаться. Тогда она подняла книжку с пола и стала читать.

Через час или два девочку разбудила Бродяжка, запрыгнувшая к ней на диван.

— Вот ведь! — недовольно пробурчала Чармейн. Она сонно встала и отправилась в спальню, где заснула, как убитая, забыв умыться, раздеться и даже снять очки.

Проснувшись утром, девочка услышала шум воды в ванной комнате, затем шаги и звуки открывающихся и закрывающихся дверей. Питер вернулся. «Ну и шуму от него, — подумала Чармейн. — Носится бодрячком — мне бы так.» Она помнила, что сегодня непременно должна попасть во дворец. Девочка вздохнула и нехотя поднялась с кровати. Откопав и надев свой последний приличный и свежий наряд, Чармейн отправилась в ванну, где так долго и тщательно умывалась и заплетала волосы, что Бродяжка с беспокойством заглянула к ней.