Дом скитальцев - [45]

И комдив понял, что этот огромный человек держится на последнем напряжении сил, при котором только одно доступно: держаться.

… Через пятнадцать минут руководитель следственной комиссии сам явился к командующему и попросил немедленно переправить в Центр Благоволина, а с ним полковника Ганина и директора телескопа Быстрова. На всякий случай надо послать врача. Следователь, человек необыкновенно сдержанный, с бледным и невыразительным лицом, был явно возбужден и даже сделал попытку потереть руку об руку. Генерал распорядился о вертолете и враче. Затем спросил:

— Обстановка прояснилась?

— Да. Смотрите… — Следователь положил на стол рисунок зелеными чернилами, изображающий «посредник». — Готовим инструкцию, разошлете патрулям, чтоб искали. Это их оружие…

— Благоволин? (Следователь кивнул.) Это все?

— Он говорит, что был пришельцами. Что они подсаживались в него с помощью этого оружия. А он их выплевывал. Пятерых или шестерых подряд. Запоминал их мысли. Все наоборот, товарищ генерал-майор… У остальных, очевидно, пришельцы узнавали мысли.

— Та-ак… Слишком хорошо для правды…

Следователь сделал неопределенный жест. Он опять замкнулся и словно удивлялся своей внезапной разговорчивости.

Обстановка, предположим, прояснилась, а забот у комдива лишь прибавилось.

«Разошлете патрулям» — легко сказать!

Но дело сдвинулось с мертвой точки. Когда на западе угасли последние отсветы заката, вертолет подпрыгнул к бледным звездам и зарычал и засвистал в темноте, унеся на военный аэродром вызванных и врача.

Всего три часа назад с того же места взлетел корабль пришельцев.

Комитет девятнадцати

Тугарино с окрестностями выглядело как военный лагерь. Но уже в районном центре, где пассажиры вертолета перешли в скоростной самолет, никакого смятения не ощущалось. А в Н… и тем более. Вечер здесь, как и в Тугарине, был очень теплый. Запах тополей вытеснил с улиц бензиновую гарь, и на бульварах гуляющие шли потоком. Медлительно жужжали поливочные машины. Первый приступ сумерек был разогнан отчетливым светом фонарей, в кинотеатрах начались последние вечерние сеансы, собравшие меньше народу, чем обычно. Погода была уж очень хороша… Люди гуляли и были заняты собою и друг другом, и никто не знал, что их мир стал иным. Никто ничего не знал, кроме нескольких человек в Москве и еще девятнадцати человек, собравшихся здесь, в доме, углом выходящем на бульвары.

Полоса освещенных окон желтела над старым бульваром. Огромное здание казалось вымершим, только в глубине настойчиво трещали телеграфные аппараты.

Комитет девятнадцати был созван в шестом часу вечера и вот при каких обстоятельствах. В три часа восемь минут дежурный радист военной станции услышал повторяющиеся слова:

«Москва, Москва, Министерство обороны… Имею сообщение чрезвычайной важности. Подтвердите прием на моей волне».

Радист ответил и одновременно вызвал к аппарату офицера — начальника смены.

«Передает Тугаринский радиотелескоп, у аппарата старший научный сотрудник Портнов», — говорило радио. Через двадцать минут после вызова радиограмма Вячеслава Борисовича Портнова была распечатана на бланках, передана куда полагается, и машина завертелась быстро и бесшумно, как первоклассный двигатель после одного оборота стартера.

Три часа сорок минут — к аппаратам был вызван военный округ и обком партии. Из обкома доложили, что в районный комитет партии поступал такой сигнал — от врача Владимирской. Из района посылали вертолет с ответственными представителями, которые сигнал проверили и квалифицировали как ложный и панический. Однако врач Владимирская — старый член КПСС и женщина весьма энергичная — потребовала поездки в область и в настоящую минуту находится в обкоме…

Разумеется, Анну Егоровну пригласили к аппарату.

Четыре часа шесть минут — поднята по тревоге дивизия. В четыре часа тридцать минут начали подъезжать люди, которые составили ядро комитета девятнадцати. В пять пятнадцать состав комитета был утвержден, и все его члены, кроме Анны Егоровны, собрались в кабинете, выходящем окнами на бульвар. В пять тридцать был отдан целевой приказ парашютной дивизии: Тугарино окружить, никого не выпускать из кольца, личному составу не выходить из-за брони (по сообщению Вячеслава Борисовича Портнова «посредники» пришельцев через стальной экран не действуют). Наконец в шесть часов пятнадцать минут решили: пригрозить пришельцам ядерной атакой и подготовку к этой атаке вести всерьез. Парламентер должен быть уверен, что бомбу при необходимости сбросят.

Это было сложное и страшное дело. Комитет не допускал всерьез такой возможности, — в Тугарине находилось десять тысяч ни в чем не повинных людей… Однако исключать ядерную атаку тоже было нельзя. Парламентером назначили полковника Генерального штаба Ганина, кандидата военных наук. Ему сказали:

«Идете на смерть, товарищ полковник…»

Принимая эти оперативные меры, комитет действовал и в более широких масштабах. В восемнадцать тридцать по московскому времени заработали телетайпы в Париже, Лондоне, Нью-Йорке. По линиям прямой связи между правительствами, называемыми на дипломатическом языке «горячими линиями», прошла передача из Москвы. И с девятнадцати часов мир стал меняться при видимой тишине и спокойствии. Отгремели сигналы боевой тревоги на командирских постах зенитных ракет. Пилоты истребителей-перехватчиков затянули шнуровки перегрузочных костюмов. В темных кабинах радарных станций дежурили усиленные вахты. Спутники-наблюдатели отвернули свои кварцевые глаза от Земли и уставились в черно-фиолетовое космическое небо.