Дом скитальцев - [16]

Березовский деревянный мост сгорел незадолго перед нашим приездом — сваи еще дымились. Шипели уголья, падая в воду. Откос перед радиатором машины застилало дымом.

— Чистая работа, — сказала Анна Егоровна. — Парома здесь не держат?

Мальчишки завопили, набегая на машину:

— Тетенька, за старицей брод! Хороший, грузовики перебираются!

Один, маленький, прошепелявил:

— Овшы тоже перебираются.

Другой малыш развесил губы сковородником, заревел и припустил наутек — испугался белого халата. Попутчик сказал:

— Правильно, хороший брод! В малую воду тормоза будут сухие.

— Едем. — Она тронула машину в объезд старицы.

Я тоже знал эти места — чуть выше по реке водились крупные раки. До города отсюда не больше пяти километров, и с высокого старого берега можно было рассмотреть телескоп. Я с самого начала не хотел уезжать, и теперь, когда мы начали крутиться, не удаляясь от города, мне стало паршиво. Пускай теперь рыжий трус изображает больного! И я страшно обрадовался, когда Анна Егоровна спросила:

— Отправить тебя домой, Алексей?

Она курила и хмуро посматривала на темный склон противоположного берега. Лучшего места для засады нельзя придумать: мы внизу, освещены солнцем, — бей, как куропаток…

— Я постою тут, пока вы переезжаете, — сказал я. — Не заблужусь, отсюда телескоп виден.

— Виден, да по дороге все надежнее, — сказала она. — Возьми сверток с бутербродами, коробочку давай сюда.

Я отдал коробочку со «слизняком», взял ненужные бутерброды, открыл дверцу и зацепился ногой за футляр с бластером.

«Зачем мне эти бутерброды?» — подумал я и покосился на Анну Егоровну. Она что-то регулировала на приборном щитке. Я зацепил футляр носком ботинка, выкинул в траву, вылез и захлопнул дверцу. Попутчик в подвернутых брюках уже шлепал по воде — он пойдет впереди машины.

— Счастливо, мой мальчик…

Серый «Москвич» осторожно пополз в воду, заблестели мокрые колеса, а я стоял на берегу и смотрел, пока машина, забирая влево, не перевалила через гребень высокого берега. Мелькнул белый рукав, хлопнула дверца, и остался только запах бензина. Тогда я поднял футляр с бластером и напрямик, через холмы, побежал в город.

Черная волга

Отличный, солнечный был день. Тихий, по-весеннему жаркий. Над березовыми перелесками кричали кукушки, в овраге пели зяблики. Штук двадцать, не меньше — столько зябликов сразу я сроду не слыхивал. Перелески светились насквозь: между березовыми стволами зеленя сверкали, как спинка зимородка. А я мчался, как мотоцикл, волоча бластер и пакет с бутербродами. Холм с телескопом служил мне ориентиром, я держал его справа, почти под прямым углом к своему направлению Понимаете, я мог выбрать дорогу намного короче, прямо к восточной части Тугарина, через совхозную усадьбу. Идти через усадьбу не хотелось, и я знал почему. В совхозном клубе, что в центре усадьбы, вчера выступал Федя-гитарист.

На бегу я думал о трусах. Рыжий попутчик — несомненный трус. У них всегда чутье на опасность, как у Кольки Берсенева из нашего класса. Едва запахнет дракой, он исчезает. Он как барометр. Если он исчез из компании, то наверняка жди неприятностей — подеремся, либо из кино выведут, либо затеем на овраге слалом и переломаем лыжи… Ладно. Трусы есть трусы. Этот, по крайней мере, побежал в верном направлении.

Я не задумывался, правильно ли было — воровать бластер у Анны Егоровны. Гордясь своей храбростью, топал по тропинкам, надеясь сегодня же пустить бластер в дело, и неожиданно выскочил на шоссе рядом с памятным местом. Метрах в тридцати справа темнел въезд на ту самую проселочную дорогу, ведущую к поляне «посредника». Очень хотелось отдохнуть, но я побежал дальше — к городу, конечно, инстинктивно держась боковой грунтовой тропки. Так же инстинктивно остановился за кустарником, когда услышал шум встречной машины. Ф-р-р-р! — черная «Волга» промчалась мимо. И как будто в ней я увидел Сура на заднем сиденье.

Сначала я решил, что обознался. Сурену Давидовичу чистая гибель в такую погоду вылезать из подвала. Он и домой ходит только по ночам, чтобы принять ванну. Из-за проклятой астмы он и в тире стал работать — в сыром подвале ему хорошо дышится.

«Их болезнь — наше здоровье», — говорит он о подвале… Нет, в черной «Волге» Сура быть не могло…

Стоп! Киселев, туда собирался Киселев! В подвале железная дверь, и на окнах решетки, но ведь Сур сам откроет дверь, не побоится! И я помчался за машиной, вылетел на холм. Так и есть… Пустое шоссе сверкало под солнцем — «Волга» свернула в лесопарк. Они приходили к Суру и увезли его на поляну «посредника» — машине другого пути не было. Или по шоссе прямо, или на ту дорогу, в лесопарк.

И я перепрыгнул через канаву и побежал обратно. И только теперь я догадался бросить докторские бутерброды.

Находка и пропажа

Лес был тих. Здесь, за дорогой, даже синицы молчали. Душный воздух пахнул пылью, которая уже успела лечь на землю после машины. Следы покрышек на мягкой дороге вились узорчатыми змеями. Метрах в ста пятидесяти от шоссе свернули влево. Я удивился: поляна «посредника» была справа. Но машина виляла между деревьями, держась уверенно одного направления. Иногда буксовала, продирая траву до земли… Хлоп! Из-под ног метнулся заяц! Это было здорово. Это было бы здорово, если бы заяц удирал от меня, как полагается. А он, прежде чем скрыться за кустом, остановился и несколько секунд сидел и крутил левым глазом вниз-вверх — рассматривал меня, понимаете?