Дом с вишневыми ставнями - [14]

витал запах кофе.

Папа сидел у огня и пил кофе из большой чашки. Увидев сына, он встал и раскрыл ему объятия. Крепко прижав его к себе и потрепав по волосам, он жестом пригласил его сесть рядом.

– Папа, ты и вечером пьешь кофе? А у кого скоро операция на сердце? – с шутливым укором осведомился Джонатан.

– Да брось, Джон, – бойко отмахнулся папа. – Чашкой больше, чашкой меньше; пусть я болен, но не лишен возможности получать удовольствие. Ты будешь ужинать?

– Да, с удовольствием, – отозвался Джонатан. После холодного сэндвича в самолете нестерпимо хотелось есть.

– Хелен, разогрей-ка нам твою домашнюю пиццу! – попросил отец Хелен, и она поставила большую пиццу с ветчиной, грибами и томатами в микроволновку.

– Ну, рассказывай, пока Хелен хлопочет на кухне, а то потом тебе ни словечка не вставить, – рассмеялся отец. Он не питал иллюзий относительно назойливой болтливости своей жены, но это не мешало ему ее любить. Что ж, пожалуй, это только делало ему честь.

– Все в порядке, папа, много работаю, иногда отдыхаю,

купаюсь в море, вижусь с друзьями. Устал от испепеляющей жары – хорошо, что получилось вырваться сюда на неделю, – кратко отчитался Джонатан.

– И ни слова о твоей возлюбленной! – изумился отец. – Как там Марта? Какие у вас планы? Ты присылал мне вашу фотографию, она показалась мне такой изящной и веселой. А какие у нее невероятные глаза! Когда ты нас познакомишь?

Джонатан смутился.

Планы на будущее? Он мог бы ответить честно, что у них есть планы, но, похоже, нет будущего, но не знал, как это объяснить.

– Я хочу сделать ей предложение. В моем возрасте и при моем положении мне уже нужно обзавестись семьей.

Отец присвистнул от возмущения.

– Что значит нужно? Ты ее любишь? Отвечай! – в своем негодовании папа всегда становился похож на мушкетера, пылающего праведным гневом, и Джонатан не выдержал и рассмеялся.

– Люблю ли я ее? Не знаю. Я хорошо отношусь к ней и со временем, уверен, смогу по-настоящему полюбить. Меня

волнует другое – любит ли она меня?

Вот в чем я совершенно не уверен. Она легка, как ветер, непостоянна, как шведская погода, и капризна, как ребенок. Но что-то нужно менять, на что-то нужно решаться. Поводов расстаться я не вижу, а значит, нужно жениться, – спокойно заключил он.

Папа совсем разволновался:

– У меня ощущение, что ты женишься от безысходности и страха. А как же желание прожить вместе всю жизнь, растить детей? Когда я впервые увидел твою маму, я понял, что только начинаю жить. С ней я становился лучше, совершеннее. Мне хотелось оберегать ее, заботиться о ней и наших детях, сделать ее счастливой. Неужели у тебя не было так?

Джонатан подумал несколько минут, прежде чем ответить.

– У меня было так, папа. С Бертой, – как он ни сдерживался, голос его дрогнул.

– Так найди ее, сынок! – папа стал снова похож на мушкетера.

– Я думал об этом. Давай пока завершим этот разговор, я устал с дороги.

На самом деле, в комнату уже рыжим огоньком проскользнула Хелен, и причиной Джонатана была вовсе не усталость, а нежелание откровенничать при ней.

Впрочем, она уже безжалостно забрасывала его свежими новостями, и они сыпались на него, словно дождевые капли за окном, и закончив свою пиццу, Джон, убаюканный монотонной болтовней, уснул прямо в кресле у камина.

Глава 18.

Майское небо, усеянное облаками, было похоже на синее море с завитками морской пены. Берта, одетая в кремовое платье с широкой юбкой и кружевным воротничком, шла по дороге к себе домой.

Коробки с вещами должны были доставить из аэропорта чуть позже, а пока она шла и упивалась свежим воздухом и пышным цветением. Где-то вдали, на лугах, звучно переговаривались сонные ленивые пятнистые коровы, а подходя ближе к Миттенвальду, Берта услышала робкое пение изящных скрипок.

Как же она соскучилась по своему уютному дому!

Теперь она приехала насовсем, и можно было со всем усердием заняться домом, прибрать его, украсить, убрать лишнее, добавить недостающее. Со страстью истинного художника она предвкушала, как окунется в это с головой.

Обустроить свой дом. Свой кабинет. Свою жизнь.

Но что это? Вот он, ее любимый дом, хранитель ее секретов, ее ожившая мечта. Что с ним случилось? Молочная ограда перекошена, и в ней прорехи, как в старом изношенном полотенце. Сквозь эти душераздирающие дыры видно, что и вишневые ставни наклонились в сторону, словно положив свои уставшие головки бревенчатым стенам на плечи.

Берта растерянно остановилась. Вскоре растерянность и изумление сменились яростью и гневом. Кто посмел? Обидеть пустой дом, который послушно ждал ее возвращения – ну, она им покажет! Кому им? Берта была уверена, что в одиночку никто бы не смог так жестоко изувечить дом.

Тут скрипнула дверь, и на крыльце соседнего дома показалась фрау Матильда. Она, как всегда, сияла добродушием, и ее румяные, словно летние яблочки, щеки были украшены ласковыми ямочками.

– Берта, дорогая, как хорошо, что ты вернулась! Сейчас я тебе все расскажу! – и с трудом переводя дыхание, фрау Матильда поведала Берте захватывающую историю о том, как местные мальчишки дразнили быка, и он, будто взбесившись, носился по всему городку и свою ярость решил выместить именно на этом доме. – Вот так все и было! – заключила фрау Матильда, отмахиваясь платком от назойливо жужжащих пчел, которые, казалось, слушали рассказ с таким же вниманием.