Дом с привидениями в Летчфорде - [10]
Проснувшись ночью, я с облегчением вспомнил, что Фэри-Уотер достанется не мне, а слабому болезненному ребенку, спящему на другом конце дома.
Если, конечно, он останется в живых, в противном случае его место займут другие юнцы.
В ночь после того, как мы положили тело Джеффри Тревора под тяжелую гранитную плиту покоиться до Судного Дня, я чувствовал себя в Фэри-Уотер особенно неуютно.
Люди моего склада обычно избегают тягостных церемоний, но я всегда старался исполнять свой долг, каким бы тяжелым он ни был. И все же не знаю ничего отвратительней похорон, разумеется, если не считать крестин.
Не было случая, чтобы я отказался проводить своего ближнего, будь то друг или родственник, в последний путь, туда, где человек уже не может причинить никому зла. Но одно дело исполнять долг, а другое — получать от этого удовольствие. Есть люди, которых притягивает все, что связано со смертью. Им нравится бродить по кладбищам, разглядывая древние надгробия и надписи, такие же фальшивые, как и теперь. Но я не из их числа, и мысль о том, что Джеффри лежит в сырой кладбищенской земле, а над его последним пристанищем колышется густая трава, заставила меня похолодеть.
И все же после похорон я испытал облегчение. На следующее утро я достаточно восстановил свои физические и духовные силы, чтобы подумать о том, как смерть Джеффри Тревора отразится на моих последующих сношениях с Фэри-Уотер. Как душеприказчик я, разумеется, обязан был время от времени туда наведываться, однако мой житейский опыт подсказывал, что после смерти хозяина другу семейства не стоит злоупотреблять гостеприимством вдовы, даже если та годится ему в дочери.
Джеффри, конечно, сказал мне, что в случае второго брака его вдова лишится состояния. Однако дети наверняка получат достаточно, и в любом случае последний ребенок достигнет совершеннолетия лет через восемнадцать-девятнадцать.
Что до меня, то никакие пересуды в столь удаленном от центра цивилизации месте, как Фэри-Уотер, меня не волновали, но я обязан был заботиться о репутации Мэри и решил — как решил почти десять лет тому назад, — что пора искать себе другое место, где бы я мог проводить свободное время, восстанавливать силы и есть клубнику.
Никогда еще Фэри-Уотер не казалось мне таким унылым. Я глядел, как дождь капает в озеро и мочит без того уже мокрую землю.
Казалось, дождь лил с неба всегда, со второго дня творения и будет лить до второго пришествия. Голые деревья в лесу, словно в немой тоске, медленно размахивали длинными ветвями. Взъерошенные лебеди казались грязными, а утки сбились стайкой под вечнозелеными кустами, всем своим видом взывая к жалости. Миссис Тревор усердно возилась с каким-то немыслимым рукодельем, дети, как это принято у детей в дождливые дни, прижались носами к оконному стеклу, тогда как их отец лежал под открытым небом и не мог сказать, идет ли дождь или светит солнце.
После завтрака явился мистер Хендерсон. Из уважения к моим лондонским привычкам Джеффри всегда обедал позже.
Обычно же вся семья садилась за обед в час дня.
По случаю визита мистера Хендерсона в гостиной зажгли камин, и мы отправились туда втроем, оставив наследника, двух его братьев и сестру развлекаться по своему усмотрению.
Миссис Тревор уселась на диван подле огня, мистер Хендерсон опустился на стоящий поблизости стул и, раскрыв завещание, торжественно положил его рядом с собой на стол.
Я встал, облокотившись о каминную доску, долгие вечера, проведенные в гостиной, убедили меня, что стоять легче, чем сидеть.
— Могу я приступить к чтению? — осведомился мистер Хендерсон.
— Извольте, — любезно ответила Мэри, и поверенный, прочистив горло, начал читать.
Это был длинный документ, обильно пересыпанный юридическими фразами, звучавшими для слуха моей неискушенной кузины, как китайская грамота. Сначала следовала длинная преамбула, в которой излагались условия, на которых капитан Тревор владел Фэри-Уотер без права продажи. Затем перечислялись различные источники дохода, далее утверждалось, что в 18… году он был обвенчан в церкви Уинчелси с Мэри, единственной дочерью Джастина Ашуэлла, эсквайра, и его жены Ребекки.
«Юрист поработал над завещанием не меньше клиента, — мысленно отметил я, пока мистер Хендерсон переворачивал страницу за страницей. — Вот наконец мы приближаемся к самому главному».
Поскольку его старший сын, Джеффри Бертран, наследовал Фэри-Уотер вместе со всеми денежными доходами, кои поступят от имения до достижения последним совершеннолетия, деньги, полученные из таких-то и таких-то источников или вложенные в такие-то и такие-то ценные бумаги, согласно воле капитана Тревора, распределялись между другими рожденными от него детьми, за исключением Джеффри Бертрана, либо того сына, который в случае смерти Джеффри Бертрана унаследует имение, называемое Фэри-Уотер. Из этого имущества, однако, жене капитана Джеффри Тревора Мэри выплачивалась ежегодная рента в триста фунтов стерлингов после того, как младший из детей достигнет совершеннолетия, а также годовое содержание в сто фунтов за каждого ребенка, рожденного ею от вышеупомянутого Джеффри Тревора, которое предназначалось на их обеспечение и воспитание при одобрении вышеупомянутых душеприказчиков, а именно: Херкьюлиза Стаффорда Тревора, барристера, и Рубена Хендерсона, поверенного.
Предлагаемый вниманию читателей сборник объединяет произведения, которые с некоторой степенью условности можно назвать "готической прозой" (происхождение термина из английской классической литературы конца XVIII в.).Эта проза обладает специфическим колоритом: мрачновато-таинственные приключения, события, происходящие по воле высших, неведомых сил, неотвратимость рока в человеческой судьбе. Но характерная примета английского готического романа, особенно второй половины XIX в., состоит в том, что таинственные, загадочные, потусторонние явления органически сочетаются в них с обычными, узнаваемыми конкретно-реалистическими чертами действительности.Этот сплав, внося художественную меру в описание сверхъестественного, необычного, лишь усиливает эстетическое впечатление, вовлекает читателя в орбиту описываемых событий.
Предлагаемый вниманию читателей сборник объединяет произведения, которые с некоторой степенью условности можно назвать «готической прозой» (происхождение термина из английской классической литературы конца XVIII в.).Эта проза обладает специфическим колоритом: мрачновато-таинственные приключения, события, происходящие по воле высших, неведомых сил, неотвратимость рока в человеческой судьбе. Но характерная примета английского готического романа, особенно второй половины XIX в., состоит в том, что таинственные, загадочные, потусторонние явления органически сочетаются в них с обычными, узнаваемыми конкретно-реалистическими чертами действительности.Этот сплав, внося художественную меру в описание сверхъестественного, необычного, лишь усиливает эстетическое впечатление, вовлекает читателя в орбиту описываемых событий.
Предлагаемый вниманию читателей сборник объединяет произведения, которые с некоторой степенью условности можно назвать "готической прозой" (происхождение термина из английской классической литературы конца XVIII в.).Эта проза обладает специфическим колоритом: мрачновато-таинственные приключения, события, происходящие по воле высших, неведомых сил, неотвратимость рока в человеческой судьбе. Но характерная примета английского готического романа, особенно второй половины XIX в., состоит в том, что таинственные, загадочные, потусторонние явления органически сочетаются в них с обычными, узнаваемыми конкретно-реалистическими чертами действительности.Этот сплав, внося художественную меру в описание сверхъестественного, необычного, лишь усиливает эстетическое впечатление, вовлекает читателя в орбиту описываемых событий.
Предлагаемый вниманию читателей сборник объединяет произведения, которые с некоторой степенью условности можно назвать «готической прозой» (происхождение термина из английской классической литературы конца XVIII в.).Эта проза обладает специфическим колоритом: мрачновато-таинственные приключения, события, происходящие по воле высших, неведомых сил, неотвратимость рока в человеческой судьбе. Но характерная примета английского готического романа, особенно второй половины XIX в., состоит в том, что таинственные, загадочные, потусторонние явления органически сочетаются в них с обычными, узнаваемыми конкретно-реалистическими чертами действительности.Этот сплав, внося художественную меру в описание сверхъестественного, необычного, лишь усиливает эстетическое впечатление, вовлекает читателя в орбиту описываемых событий.