— Тебя никто не любит…
— Ты не кому не нужна…
— Никому не интересно то, что с тобой происходит…
— Ты — бездарность. Тебе только в переходе милостыню собирать.
— Ты страшная очкастая дура, отдавшаяся в вонючем туалете первому встречному, — процедил Истомин, вбивая каждое слово, словно гвоздь в крышку гроба, и сплюнул ей под ноги.
Дарья дрожала перед чёрной, надвигавшейся на неё, толпой, зыбко озираясь и ловя всё новые проклятия.
Отступая шаг за шагом, съёживаясь под их равнодушными, презрительными лицами, эхом повторявшими её страхи, прижимая к себе длинный острый осколок, она оказалась, наконец, перед громоздким трюмо, с которого и началась эта история.
— Прекратите, прекратите, — скулила она, отворачиваясь, пока поток ругательств не превратился в бесконечный гул. Дарья истошно заорала: — МАША, ЗАМОЛЧИ-И!!!
Короткий взмах, и остриё осколка с хрустом врезалось тонкую кожу около уха.
Жалкая связка свечей моргнула в серебре зеркал.
* * *
Дверь в спальню открылась с тихим протяжным скрипом. Щёлкнул выключатель, заливая искорёженное пространство электрическим светом.
— Маша, что здесь..?
Начинающая полнеть немолодая женщина в светлом, припорошенном снегом полушубке, растерянно осеклась.
Посреди её спальни, под грудой разномастных осколков, придавленная покорёженной рамой старого напольного зеркала, широко раскинув руки и неловко подвернув под себя ноги, растянулось неживое тело, одетое в домашнюю рубашку дочери, коричневую, в знакомую крупную клетку. Немигающие светлые глаза бесцветно уставились в потолок, навстречу яркому электрическому свету. От виска, из зияющей пустотой раны, пропитывая пушистые пряди тёмным и липким, тянулась струйка неестественно алого, пугающего.
Справа от входа, перед трюмо, дико озираясь и оскаливаясь, подрагивала Машина школьная подруга, Даша, бледная, с бурыми пятнами на руках и лице.
Взглянув куда-то мимо вошедшей женщины, срывая связки, она заорала:
— МАША, ЗАМОЛЧИ-И!!!
Всхлипнув, она резко выбросила руку с зажатым в ней длинным осколком зеркала, и ударила им себя под ухо.
Алая кровь, пульсируя пеной, галстуком потекла по груди, тяжёлыми каплями заливая светлый, сплошь усыпанный осколками, ковёр. В глазах девушки, продираясь сквозь безумное торжество и ярость, на миг мелькнуло простое человеческое отчаяние, страх, но в следующее мгновение тоненькая фигурка качнулась, и Даша рухнула женщине под ноги, поверх битой зеркальной крошки.
Женщина не успела очнуться, закричать, позвать на помощь, не в силах оторвать взгляд от мертвеющей улыбки. Но если бы она хоть на миг посмотрела в отражение, то, конечно, увидела бы сине-серое существо, тощее, с непропорционально длинными костлявыми конечностями, по-волчьи вытянутой клыкастой мордой и злорадной ухмылкой, которое уволакивало за собой ещё тёплые, сопротивляющиеся души в сумрачную глубину зеркала.
Конечно, она бы увидела, как девочка в знакомой ей коричневой клетчатой рубашке, из последних сил вырываясь из цепких звериных лап, беззвучно кричит ей «Мама!».
Но женщина с холодеющим сердцем смотрела только на два распростёртых, пустых и безжизненных тела, позволив двум душам бесследно растаять в серебристой череде январских морозов.
