Дом родной - [33]

Когда военком сел, Швыдченко, все еще собираясь с мыслями, поднял голову. Начать разговор, не найдя глаз собеседника, он никогда не мог. С удивлением глянув на майорские погоны, он почесал за ухом:

— Вот, понимаешь ли, память, видать, стариковская подводит. Понизил тебя в чине-звании. Ну, извини, брат, извини.

Секретарь райкома встал и прошелся наискось кабинета. Зуев также поднялся и подошел к Швыдченке:

— Нет, Федот Данилович. Память у вас хорошая. Первый раз был у вас капитаном, а сейчас приказ вышел.

Но Швыдченко уже думал о своем, поглядывая в окно:

— Ну как работается? Ремонт закончили?

Зуев утвердительно кивнул головой.

— Как у тебя со штатом?

— Присылают из облвоенкомата. Вольнонаемных набрал на месте.

Швыдченко, по давней привычке задавать обычные, «текущие» вопросы «для завязки разговора», внимательно следил за выражением лица, интонацией собеседника, хотя часто сами ответы проходили мимо его внимания. Майор говорил тихо. У губ его залегла глубокая складка, которой при первом знакомстве Федор Данилович что-то не заметил.

— Работаешь много? Устаешь? — уже просто, по-человечески спросил он Зуева.

— Да… нет, ничего, — безразлично ответил военком.

«Ну конечно, у него что-то на душе неладно…» И секретарь прошелся по своей дорожке.

— Ну а народ как к тебе? Пошел? Да ты сиди, сиди.

И, не дождавшись ответа, Швыдченко подошел к Зуеву, пытаясь разглядеть поближе его усталое лицо.

— Ты что такой? — спросил он в тот момент, когда Зуев сам себе отвечал на поставленный секретарем вопрос: «Народ-то пошел, а Шамрай все не идет». И, поворачивая медленно голову, он посмотрел в черные, вороньи глаза человека, участливо опустившегося рядом с ним. Зуев сразу одернул себя: «Ну что ты расквасился? У человека на плечах целый район, да еще какой район…» Майор уже составил себе кое-какое представление о состоянии колхозов и в особенности жилья как в селах, так и в самом рабочем поселке. «…А ты к нему еще со своими личными делами…»

— Чего-нибудь по домашней части или по службе? — не спуская глаз с майора, спросил Швыдченко.

Зуев молчал.

— Забыл спросить о семейном положении. Женатый, холостой?

— Холостяк. Дома мать и двоюродный братишка.

И бывалому Швыдченко все стало ясно. Он быстро поднялся и, шагая по комнате, начал говорить о делах района.

— Недельки три, а то и месяц в колхозах не был, — пожаловался он военкому. — На лошадях много не обскачешь. У тебя, говорят, трофейная машина имеется? Нет настроения район объехать? А? Морозцем по утрам еще проскочим. Дороги прихватывает, я думаю, для твоего «мерседеса» это хорошо. Пройдет? Насчет бензина не журись. Лимит на райком отпускают. А вот мотора никак не допрошусь.

Зуев охотно дал согласие. Он и сам все собирался поездить. А кроме того, его с первого же дня тянула вторая полоса обороны немцев, перерезавшая район на востоке.

— Ну так что ж, договорились? Завтра с утра и двинем?

— Денька на три-четыре? — спросил Зуев.

— Загадывать не будем. Дело само покажет. Но примерно так, — ответил Швыдченко.

На рассвете секретарь райкома и военком выехали в колхозы.

4

Объезд начали с самого дальнего колхоза «Заря». Находился он на границе с Белоруссией. Сосновые перелески, березняки перемежались тощими песчаными пажитями. На одном поле сгрудилась кучка женщин и ребятишек.

— Картоху копают. Подъедем? — кивнул Швыдченко.

К самому полю машина не подошла: мешали оттаявшие зыбинки по обочинам дороги.

Как только машина остановилась, из толпы вышел маленький невзрачный человечек в офицерском кителе. Он быстро зарысил навстречу. На груди у него позвякивали два ордена «Славы». Он придерживал их рукою. Золотые нашивки и гвардейский значок говорили о прошлом получше длиннейшей анкеты.

Швыдченко бойко вылез из «зумаша».

— Председатель колхоза имени… «Заря», — сказал кавалер солдатских орденов хрипловатым голосом, лихо, по-гвардейски беря под козырек и явно отдавая предпочтение военному. И, уже обращаясь только к майору, добавил: — Гвардии старшина Горюн.

Зуев откозырял бойкому председателю.

— Ну как, Горюн? Картоху копаем? — начал Швыдченко с «текущего вопроса».

— Да какое там, товарищ секретарь! Не работа, а мучение. Мужчины и вовсе не выходят, а бабы — для виду. Им тоже без всякого интересу. Так дело не пойдет, в собачий след работаем…

Швыдченко и сам знал, что дело в колхозе не идет. В прошлом году часть картошки поморозили, а то, что успели выхватить, ушло на заготовки. Этого основного продукта питания совсем не хватило на трудодни. И народ, разуверившись, не надеялся и в этом году что-нибудь получить в колхозе, налег на приусадебные участки.

— Ну как? Не рвутся больше у тебя мины? — уходя от скользкой темы, спросил секретарь райкома.

— Никак нет. Порядок. Могу доложить, что все дорожки разминированы.

— Сам ты их, что ли, выковыриваешь?

— Было дело… понемногу. Да тут один нашелся. Ох и ловкач! За пуд картохи и пол-литра… — Горюн неожиданно для его мелковатой фигуры залился гулким, но, как показалось Зуеву, чуть-чуть подхалимским смешком. — Да вот поглядите, что удумал.

Председатель колхоза отошел к небольшому овражку и вытащил из него длинную жердь, на конце которой были изогнутые старые вилы и петли.