Дом призрачных лиц - [46]

Бальное платье совершенно покорило меня своей невероятной красотой. Белый цвет всегда был мне к лицу, но впервые в жизни мой наряд был столь красив и столь дорог.

С радостным замиранием сердца, таким естественным для молодой женщины, я рассматривала это чудо портняжного искусства: белоснежное платье из легкого шелка и тюля, с необычайно изысканной отделкой, которая очень красила декольте. Я решила, что особенно мудрствовать ни к чему – пусть волосы свободно ниспадают на спину, а наряд дополнит тиара. Увидев себя в зеркале, я от души рассмеялась: очень уж разительный был контраст между моим новым туалетом и халатом санитарки – тоже белым, – который я проносила всю войну.

В последнее время с легкой руки Алвины семья стала собираться за столом незадолго перед тем, как отойти ко сну. В это время подавали кофе (разумеется, с цикорием: я успела так привыкнуть к нему, что даже полюбила его специфический вкус) и несколько небольших сандвичей. Однако в пятницу, проведя целый день на ногах – пришлось то в десятый раз прохаживаться, демонстрируя, как хорошо сидит платье, то терпеливо стоять, дожидаясь, пока Сара поправит отделку, – я почувствовала себя настолько разбитой, что чуть не заснула прямо за столом.

В тот вечер мне предстояло отправиться спать одной. Тео занимал высокий пост в комитете, отвечавшем за подготовку к празднику, и теперь, когда до Марди-грас оставались считанные дни, он должен был находиться в Новом Орлеане почти постоянно. Часто ему приходилось оставаться там допоздна и ночевать в гостинице. Поначалу тьма и одиночество вызывали во мне воспоминания о гибели Мирабел, но вскоре я привыкла спать одна, и ночные духи ушли – теперь, казалось, навсегда.

У меня только и хватило сил, чтобы добраться до постели. Едва коснувшись мягкой подушки, я забылась крепким сном без сновидений.

Среди ночи мне вдруг стало холодно, и я, нехотя освобождаясь из цепких объятий сна, сделала движение, чтобы натянуть одеяло повыше. Но мои руки не нащупали его. Более того они не слушались меня – все тело было словно сковано параличом. Единственное ощущение, которое я испытывала, было странное покачивание, подобное тому, к какому мне так трудно было привыкнуть во время путешествия по Миссисипи. Меж тем холод становился невыносимым. Даже постель показалась мне не теплее – да и не мягче – камня.

Я не в силах была издать даже крика, когда осознала, что на этот раз нечто непостижимо страшное, чего я с таким страхом ждала, все-таки случилось. Самые ужасные моменты моей жизни померкли перед тем, что мне пришлось испытать в эту минуту.

Сделав нечеловеческое усилие, я сумела подняться и открыть глаза – но ничего не увидела, кроме непроницаемой темноты. Однако постепенно стали различимы странной формы тени, окружившие меня. Я потянулась за свечой – но вместо прикроватного столика мои пальцы нащупали лишь воздух. Я обернулась, и это резкое движение окончательно развеяло туман, окутавший мое сознание. Только сейчас я поняла, что нахожусь не в своей комнате и даже не в доме. Я лежала на голой холодной земле. Пытаясь подняться, я протянула руку в поисках опоры и нашла ладонью неровную цементную поверхность. Присмотревшись, я чуть вновь не рухнула наземь от поразившего меня ужаса. Так вот что за странные тени обступили меня! Каким-то непостижимым образом я оказалась на фамильном кладбище Мэртсонов в окружении десятков мрачных надгробий.

Сама ли я пришла сюда во сне или кто-то перенес меня сюда – этот вопрос я задала себе гораздо позже. Сейчас же, пораженная случившимся, я, казалось, потеряла способность мыслить и понимать.

Вскоре зрение настолько привыкло к темноте, что я смогла рассмотреть букет цветов – тот самый, который я накануне положила у изголовья могилы Мирабел…

И вдруг мой взгляд остановился на узкой яме прямо передо мной. Это была совсем свежая могила, готовая принять тело, – вчера ее еще не было здесь.

Я попятилась и наткнулась спиной на другое надгробие. Резко обернувшись, я увидела надпись на камне: «Айда Мэртсон». «Значит, свежая могила предназначена для меня», – подумала я, и дикий вопль вырвался из моей груди.

Я попыталась бежать – и тут же заблудилась среди темных надгробий. Приступ непреодолимого страха вновь сковал мои члены, и теперь я стояла посреди кладбища, отчаянно дрожа от ночного холода, для которого тонкая материя рубашки не могла послужить даже ничтожной преградой.

Но стоять было нельзя – неведомые злодеи, расправившиеся с Айдой, Роуз и Мирабел, теперь занялись мною. Меня принесли сюда, чтобы похоронить заживо, и, если я буду медлить, они придут и довершат начатое. Разбивая голые ступни о камни, я снова бросилась вперед и вдруг каким-то чудом оказалась у железной ограды кладбища и сумела быстро перелезть через нее. Теперь нужно было взять себя в руки и определить, с какой стороны находится дом. Когда это удалось, я вновь побежала что было сил, поминутно оборачиваясь: казалось, что кто-то преследует меня. Страх оживлял каждый куст, каждую тень.

Громада дома была погружена во мрак, но вскоре в одном из окон блеснул огонек – кто-то, разбуженный моими криками, зажег свечу.