Дом последнего дня - [23]

– Привет честному народу, почистили б хоть дорогу, еле до вас добрался, совсем уж обленились!

– В аварию, что ли, попал? – запинаясь, осведомился продавец магазина.

– Типун тебе на язык, какая авария?

– Тогда как к нам попал?

– Ведь сегодня последнее воскресенье месяца.

– Воскресение чего?

– Ну, продукты новые завез как обычно, в последнее воскресенье месяца, забыл, что ли?

– Так ты живой, ничего с тобой не случилось?

Люди подходили и руками ощупывали нового человека, будто хотели в чем-то убедиться. Водитель, смутившись от столь странной встречи, три раза переплюнул через левое плечо и перекрестился:

– Совсем рехнулись, с чего бы мне не быть живым, и нечего меня щупать, я вам не чудо огородное.

Неожиданно на продавца продуктового магазина напал приступ смеха. Смеялся он истерично, минуты две, вытирая слезы и в перерывах между смехом выкрикивая бессвязные слова:

– Правда ведь, сегодня ж воскресенье, как я мог об этом забыть? Гоги, тебя убить мало…, всю деревню, дурак, умертвил…

– Это не Гоги, а мы дураки, что уши развесили, нашли кого слушать, – произнес Коба и от радости обнял водителя, у которого от испуга вытянулось лицо.

– Чего вы это…, с ума посходили, что ли?

– Ты посмотри на горные вершины, видишь, снега на них нету, что скажешь?

– Ну растаял снег, зима ведь выдалась теплая, вот и сошел вниз ручьями, даже в районной газете об этом писали.

– А чеченец, что, в лесу живет?

– Какой еще чеченец, не мое это дело, да и тебя оно не касается.

– Все верно, не наше это дело. Господи, будто заново родился. Люди, как жить-то хорошо!

Через некоторое время волнение улеглось. Крестьяне постепенно успокоились и поведали приезжему водителю о том, что с ними произошло. Тот слушал, разинув рот от удивления, и все никак не мог поверить своим ушам.

– Ну и лохи же вы, самые настоящие лохи! Живете в этой глуши, никого не видите, вот и сходите с ума. Вам бы в долину переселиться, а то совсем здесь одичали.

В это время дверь кабины приоткрылась, и оттуда соскочил рано поседевший худой мужчина с измученным лицом.

– Добрый день, соседи, вот и я вернулся.

– Кто это? – спросил Коба, указав на незнакомца.

– Попросил подвезти, говорит, что из вашего села, хотя я его не помню, – повел плечами водитель.

– Ираклий я, дядя Коба, внук деда Давида.

Крестьяне подходили и здоровались с новым гостем.

– Ираклий, так это ты? Как время-то бежит, совсем другим стал.

– А мы тебя всегда помнили.

– Что у тебя с лицом, болел, что ли?

– Две недели в реанимации лежал на искусственном дыхании, сердце отказало, считай, с того света вернулся, и знаете, все время, пока лежал в беспамятстве, сны странные видел, а может, и не сны, нашу деревню видел, и все, что вы рассказываете про Гоги, про чеченца и про смерть сам видел и пережил, и будто я все время возвращался назад в нашу деревню, странно ведь… Врачи предписали для лечения горный воздух, вот я и вернулся к вам, домой…

– Добро пожаловать домой, сынок; мы здесь все рады тебя видеть.

…

Ближе к вечеру, когда все разошлись по домам и длинная зимняя ночь вступила в свои права, пошел густой снег и белым саваном покрыл все вокруг. Старая Тамро тоскливо смотрела на эту красоту. Последние события с чудачеством Гоги и сегодняшним воскресением совсем измотали старуху. Постояв на пороге, она вернулась в дом и, став на колени перед иконой Богоматери, стала молиться старушечьим шепелявым голосом:

– Старая я стала, никому не нужная, не ровен час, руки-ноги отнимутся и стану обузой для людей. Прости меня, Господи, но устала я от жизни, сил моих больше нет. Довольно я прожила на свете, пора и на покой.

Закончив молитву, она поднялась с колен, и сняв со стены старое ружье покойного мужа, стала его бережно чистить. «Все произойдет в одно мгновение, я даже не успею ничего почувствовать», – промелькнуло в голове, и только собралась зарядить ружье, как взгляд нечаянно упал на старый патефон. Стоящий в углу музыкальный ящик в ночной темноте отливал черным силуэтом. Минуты две Тамро стояла в нерешительности, потом, осторожно отложив ружье в сторону, подошла к патефону и покрутила его ручку. Послышалось шипение, и через несколько мгновений по комнате разлилась знакомая мелодия любовного романса. Застывшее время будто очнулось и забилось словно сердце в груди, а Тамро, подвинув стул поближе, села и ласково обратилась к музыкальному ящику:

– Я без тебя не могу, но и ты без меня никуда. Умри я сегодня, кто заведет тебя, вспомнит кто о тебе? Нет, никак нельзя тебе без меня, – шептала Тамро тихим ласковым голосом, словно говорила с маленьким ребенком.

КОНЕЦ.