Дом последнего дня - [17]

Художник и смерть. (Рассказ из книги мертвых).

– Ты хочешь изобразить меня, но зачем? – Смерть предстала в образе молодой красивой девушки, при виде которой хочется жить и жить.

– Я художник, хочу тебя нарисовать, что же тут удивительного? – пожал плечами Гоги.

– Нельзя меня рисовать, – с лица девушки исчезла очаровательная улыбка, и оно стало не по годам серьезным. – Тот, кто нарисует меня, умрет; даже смотреть на меня опасно для жизни.

– Я вот гляжу на тебя и ничего, живой.

– Ты видишь не меня, а то, что хочешь увидеть: красивую юную девушку. Глаза обманчивы, но будучи художником, изобразив меня, узришь мой истинный облик, и тогда ты умрешь.

– Я все-таки попробую.

– Неужели вокруг больше нечего рисовать? Зачем я тебе, рисуй жизнь.

– Суть творчества – в созидании, когда благодаря тебе на свет появляется нечто такое, чего до тебя еще не было. И чем оно значительнее, тем ценнее. А что есть значительнее смерти? Она – самое важное событие в жизни человека после его рождения.

Смерть некоторое время размышляла над словами художника, после чего изящным движением одобрительно махнула рукой и, откинув длинную косу за спину, села поудобнее.

– Ладно, хочешь – пиши, но не смей завершать картину.

Гоги готовился долго. Он вновь и вновь разбавлял краски, чувствуя собственное бессилие перед задуманным, но как только приступил к работе, дело пошло на удивление легко. Между сеансами они рассказывали друг другу разные истории, спорили…

– Зачем ты людей убиваешь, не жалко?

– Обычное людское заблуждение. Не я убиваю, наоборот, каждый раз сама умираю в каждом из вас, мучаюсь, страдаю. Если б вы знали, как это больно;

Я как наложница, рабыня необходимости, – смерть теперь выглядела довольно-таки беспомощной.

– Ты такая красивая, глаз не отвести.

– Не вздумай в меня влюбиться, помни о моем предупреждении, брось меня рисовать Ты молодой, умный, добрый, я не хочу умирать в тебе.

– И я не хочу, но мне трудно теперь остановиться, нарисую-ка еще немного, совсем чуть-чуть, и брошу, обещаю.

Работа над портретом близилась к концу. После каждой нанесенной линии на полотне все более обозначалось лицо смерти. «Сделаю еще несколько контуров и брошу к черту, от греха подальше», – подумал Гоги, – но за одним штрихом следовал другой, и наконец осталось сделать последний взмах кистью. Без этой последней линии рисунок был незавершенным, и вся предыдущая работа над портретом просилась, шла к этому логическому завершению. «Остановись, еще шаг – и ты умрешь», – промелькнуло в голове художника, но завороженный своей работой, он уже не мог сдержать себя. Лихорадочным движением руки он перенес эту последнюю черту на полотно и, взглянув на законченный портрет, побледнел…, побледнел и умер.

…

– Нельзя играть с такими вещами, это опасно, – подытожил Гоги. – Вот таким образом я встретил собственную смерть, вернее, она приняла меня, потому что я сам пришел к ней. В сущности, смерть ни к кому не приходит, это мы приходим к ней, и тогда она нас принимает.

– И на кого была похожа смерть на твоем полотне?

– Немного на «черный квадрат» Малевича, – полушутя ответил Гоги, – немного на эту юную девушку, которая сейчас идет к нам. – Доброе утро, Марика, что ж тебе не сидится на месте в такую рань?

Девушка приблизилась бесшумной тенью так, что Ираклий не сразу заметил ее.

– Это он, – произнесла девушка.

– Кто он? – с недоумением переспросил Гоги.

– Тот, которого родители еще ребенком навсегда увезли в город в день моего рождения. Вот почему я нигде не могла его найти.

– О чем это она? – Ираклий с удивлением взглянул на девушку. Она была совсем молодая смуглая красавица, тонкая, как извивающиеся языки пламени.

Она подошла совсем близко и внимательно стала рассматривать мужчину. Ей он показался уже старым, лицо морщинистое и измученное, волосы редкие, в сединах, и взгляд затравленный. «Господи, какой же он жалкий, невзрачный и некрасивый», – подумала она, но это был именно он, кого она ждала с тех пор, как себя помнила.

– Ей от силы семнадцать, а я уехал отсюда тридцать пять лет назад, – прошептал Ираклий, – она не могла родиться в день моего отъезда.

– Ты еще не понял? Ей было семнадцать, когда она покончила с собой.

Девушка тихо приблизилась, сняла с головы высохший травяной венок и надела ему на голову.

– Я знала, что мы встретимся, рано или поздно, но обязательно встретимся.

Любовь и смерть. (Рассказ из книги мертвых).

Девушка влюбилась. Окружающие обратили на это внимание не сразу, а когда заметили, никто не удивился: влюбленная девушка – дело обычное. Только подружки несколько раз пытались выспросить имя парня, но так и ничего не добились.

– Я не знаю, кто он, – пыталась объяснить она.

– Как же ты можешь любить, если даже ни разу не видела его? Может, тебе это все просто приснилось?

– Не приснилось, вот здесь больно очень, – отвечала Марика, приложив руку к груди.

– Ну и ну, – отзывались подружки, шушукаясь между собой. Одна из них поделилась даже со своим братом. Парень оказался не из понятливых и все никак не мог взять в толк, о чем твердила его сестра.

– В кого же все-таки она влюблена?

– Говорю же тебе, чурбан ты этакий, она сама не знает: к примеру, может быть, в тебя или в кого другого, но ей не дано это знать.