Дом подруги - [109]

— Роберт! Лодка!

Прямо посреди озера подпрыгивала на волнах лодка. Даже отсюда было видно, что в ней никого нет. Налетевший ветер заставил ее наклониться, и она зачерпнула бортом воду.

— Не могли же они поплыть на лодке?! Во всяком случае, не в такую погоду! — Мне пришлось почти кричать — иначе я не слышала себя.

— Но не могла же она сама отвязаться? Да и дверь была заперта. Значит, кто-то в ней был. Но тогда где же он…

Мы переглянулись. Я почувствовала, как ледяные щупальца страха стиснули мне сердце. Сомнения постепенно переросли в уверенность. Мы сползли по берегу вниз и увидели внутри другую лодку. Она была старая и гораздо тяжелее той, но дно внутри было сухое.

— Я поеду. А вы оставайтесь на берегу, — крикнул Роберт.

Не слушая его протестов, я забралась в лодку и села, смахнув с лица мокрые волосы. Заколка куда-то исчезла, и я с трудом заправила тяжелые пряди под капюшон плаща, чтобы хоть что-то видеть. Я поймала себя на том, что гадаю, где могла ее потерять, и мысленно выругала себя за это. Как странно, что подобные пустяки всегда приходят в голову в минуты опасности — словно наш мозг подсознательно старается отодвинуть от себя мысль о несчастье.

Роберт схватился за весла, а я села к рулю. Оттолкнувшись от берега одним веслом, он принялся грести, направляясь к той, другой лодке. Ветер ударил нам в лицо, с каждым гребком нас обдавало веером брызг. Гроза разбушевалась не на шутку. Молнии, рассвирепев, вонзались в землю одна за другой, и небо полыхало у нас над головой, словно зарево пожара.

Чем ближе мы подплывали к лодке, тем страшнее мне становилось. И вот мы уже совсем рядом. Я перегнулась через борт, до рези в глазах вглядываясь в мутную воду. Мне кажется, мы оба подсознательно успокаивали себя, надеясь, что найдем кого-нибудь на дне лодки, но она была пуста. Отыскав фалинь, я крепко привязала его к борту нашей лодку. Роберт направил лодку к берегу, а я по-прежнему вглядывалась в темную толщу воды, холодея при мысли о том, что я могу там увидеть. Обломки веток, черные, спутанные пучки водорослей, похожие на чьи-то волосы, то и дело всплывали на поверхность перед моими глазами, с жутким звуком лопались пузыри, и сердце у меня всякий раз обрывалось, когда какие-то непонятные предметы мелькали под водой и опускались на дно прежде, чем я успевала их разглядеть.

И вдруг… вдруг где-то на глубине двадцати дюймов я заметила смутные очертания руки. Рука была явно детская. Я бросилась к ней, забыв о том, что я в лодке, и опомнилась только, больно ударившись грудью о борт. О боже, только не это, взмолилась я про себя. Господи, спаси и помилуй нас! Наверное, я бормотала это вслух, потому что через мгновение Роберт был уже возле меня. Он навалился на борт, и под тяжестью его веса лодка сильно накренилась, так что я смогла дотянуться до нее. Я схватила ее, но она выскользнула у меня из пальцев. Я отчаянно закричала и продолжала тянуться к ней, чувствуя, что еще немного, — и у меня разорвется сердце. Вот она уже поднялась над водой… сначала кисть… потом рука… и через минуту она уже лежит на дне лодки, а я, съежившись и скуля от страха, боюсь открыть глаза, чтобы посмотреть на нее. Это была не рука — кусок белой пластмассовой трубки два-три дюйма в диаметре, один конец которой, слегка измочаленный, смахивал на человеческие пальцы.

Несколько минут мы сидели молча, не в силах пошевелиться и не обращая внимания, что лодку кружит на одном месте. Я рыдала. Не знаю, что было с Робертом, — я на него не смотрела. В эту минуту мы забыли, что любим друг друга. Мы были каждый сам по себе — со своим ужасом и облечением. Немного придя в себя, я почувствовала, что движение лодки немного изменилось, и догадалась, что Роберт гребет к берегу. Через минуту нос лодки ударился о берег, и я подняла голову. А в следующее мгновение я уже была в его объятиях. Нет, мы не целовались — мы оба были слишком измучены, чтобы думать об этом. Эти четверть часа, когда мы, подгоняемые мучительным страхом и жгучим раскаянием, кружили в лодке, убили в нас всякое желание. И вот тогда я впервые почувствовала, как любовь начала угасать в моей душе — так под слоем остывающей золы медленно гаснет костер.

Мы двинулись назад, к дому. Навстречу нам выскочила Хэм. Было слышно, как в доме надрывается телефон. Рванув дверь, я успела подбежать к нему и схватила трубку.

— Алло? — Я с трудом узнала собственный голос.

— Это Мин. Кто это? Дэйзи, ты? Ты меня слышишь?

— Мин! — Я с трудом перевела дыхание. — А где Элли? Она с тобой?

— Да, конечно. А в чем дело? Ты какая-то странная. — Она замолчала. — А где Роберт? Уехал? — На этот раз ее голос звучал заметно резче.

— Да…

Мы с Робертом молча переглянулись.

— Где ты? — спросила я.

— У миссис Баттер. Разве Вильям не оставил записку?

— Оставил. Но о тебе там нет ни слова. Он написал, что побудет у Вивьен, и попросил забрать его после ужина.

— Очень похоже на него! Ладно, надеюсь, ты не очень переволновалась. Соседка миссис Баттер позвонила и спросила, не может ли кто-нибудь с ней посидеть. Похоже, у нее удар. Она же ее обнаружила и тут же помчалась за доктором. А вот остаться посидеть с ней соседка никак не могла, и миссис Баттер попросила позвонить тебе. Но я никак не могла тебя отыскать, вот и решила пойти сама. В любом случае после этого всем, кто еще не ушел, пришлось убраться — хоть на этом спасибо.