Дом Павлова - [23]
Когда пришла пора идти в армию, призывная комиссия уважила просьбу Павлова. И вот новобранец прибыл в летную часть. На аэродроме выстроены истребители. Сказочные самолеты бороздят небо… Казалось, сбылась мечта! Его определили в школу младших авиаспециалистов. Это, конечно, не то, что пилоты, но все же еще одна ступенька к заветной цели. Он уже видел себя за штурвалом боевой машины. И тут произошел нелепый случай, из-за которого все пошло вверх тормашками; он попал в хозяйственный взвод.
О подробностях говорить было неохота, но Формусатов прилип как смола, и Павлов в конце концов рассказал:
— Спервоначала, когда мы, будущие специалисты, проходили карантин, нас учили ходить строем. Впереди меня шагал один верзила. Он только и делал, что ступал не в ногу. Я говорю ему негромко: смени, мол, ногу. Раз говорю, другой раз, а он — ни в какую. Мне же за разговоры в строю сыплются замечания. Ну, а потом — я даже сам не заметил — наступил ему на задник. А он, словно зарезанный, как завопит: «Павлов бодается!» И так сильно заковылял, что пришлось удалить его из строя. А меня за недисциплинированность отчислили из школы и направили на склад вещевого снабжения…
Этот рассказ сильно развеселил тогда Авагимова и Формусатова. Впоследствии они не упускали случая, чтоб не подтрунить.
И теперь, провожая друга в опасную разведку, Формусатову по какой-то странной ассоциации вспомнилось рассказанное — тогда в степи. Его вдруг охватила тревога за товарища. Захотелось оказаться рядом с Павловым, захотелось уберечь его так же, как он оберегает капитана Жукова, который лежит вот тут рядом.
Оберегает? А Дронова-то не уберег. Ведь ни на шаг не отходил от своего комбата, а пуля все же настигла… В этом Формусатов винил чуть ли не себя! С тем большим рвением он ходил теперь за Жуковым, своим новым комбатом, пока Дронов лечит рану в медсанбате.
…Прошли уже долгие тридцать минут. Противник, потревоженный внезапным артиллерийским налетом, тоже усиливает огонь. Теперь пулеметные очереди уже не смолкают. Чаще рвутся мины. Такой грохот стоит, что трудно разобраться — откуда стрельба.
И уж совсем непонятно, что творится в том зеленом доме, как там те четверо?
Проходит еще полчаса томительного ожидания. Беспокойство, овладевшее Формусатовым, нарастает.
— Разрешите, товарищ капитан, мне… — возбужденно произносит он.
— Только тебя там и недоставало, — хмурится Жуков.
В небе вспыхивает ракета-«парашютик». Не спеша, она опускается над площадью. И тогда Жукову в его бинокль хорошо видны темные глазницы окон, видны двери дома. Они раскрыты настежь, как бы приглашая войти… Но где они сейчас, Павлов и его люди? Почему так долго нет связного? Ведь должен же он появиться! Он обязательно появится, если только…
Но Жуков отбросил от себя тревожную мысль. Он решил выждать, пока обстановка прояснится. Хоть немного.
А Павлов тем временем действовал, как было задумано. Разведчики двинулись в путь, лишь только взвились послужившие сигналом четыре красные ракеты.
Первым пополз Александров. Небольшой, плотный, он как бы вдавился в землю, слился с нею. Метрах в десяти за ним ползли Павлов и Черноголов. Замыкающим был Глущенко. Самый старший из всех, он не уступал товарищам в проворстве и выносливости.
Вот и разрушенный сарай — бывший мельничный склад. Павлов приказал Черноголову укрыться здесь, в развалинах, и прислушиваться: сейчас они, втроем, поползут дальше. Может случиться, фашисты их заметят…
— Тогда дуй в роту за подкреплением. Понятно?
Но их не заметили. Дом черной громадой одиноко высился над площадью, пугая своим подозрительным безмолвием. Стреляли, казалось, со всех сторон, но только не оттуда.
Стоял теплый сухой вечер. Привычно посвистывали пули, заставляя теснее прижиматься к земле, а то и вовсе замирать, когда в темном небе повисала осветительная ракета.
К первому подъезду все трое добрались благополучно. Вскоре к ним присоединился Глущенко.
Теперь — не медлить! Полагаться на безмолвие в таких случаях опасно.
Павлов разделил свой маленький отряд пополам: Александрова с Глущенко он оставил на лестничной клетке. Одного — чтоб наблюдал за входами и площадью, а другому приказал быть наготове — вдруг противник появился сверху. Сам же он вместе с Черноголовым проскользнул в раскрытые настежь двери.
Зашли в одну квартиру, заглянули в другую — картина повсюду, примерно, одинаковая. Здесь, видать, уже похозяйничали, но теперь фашистов пока нет.
Стараясь не греметь, разведчики стали спускаться в подвал. Павлову помнилось, что где-то в конце узкого коридора должна быть дверь.
Кромешная тьма. Спертый, отдающий гнилью воздух.
А вот и дверь. Она приоткрыта. Сквозь узкую щель пробивается полоска света. Слышатся детские голоса.
Павлов припал глазом к щели. В глубине подвала — длинный стол. Вокруг него на стульях, на скамейках, едва освещенные тусклым светом, неподвижные фигуры с землистыми лицами.
Дверь скрипнула, и люди испуганно поднялись. В потемках не разобрать, кто вошел. Видно только, что вооруженные.
«Вот оно», — оборвалось сердце… С того момента как Лида принесла страшную весть, никто не находил себе места. Гитлеровцы, правда, в подвале не появлялись, но их с ужасом ждали каждую минуту.
Всюду и везде советский воин не имеет права забывать о своей священной обязанности перед Родиной, строжайше сохранять военную и государственную тайну, разоблачать шпионов и их пособников — болтунов, ротозеев, разгильдяев, всячески помогать советской контрразведке в её почётной работе по выкорчевыванию фашистской скверны.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.