Дом паука - [3]

У него то и дело возникало отчетливое ощущение, что улицы и небольшие площади, по которым они проходят, прекрасно ему знакомы, но даже если это и было так, то угол, под которым они возникали, был неожиданным, и знакомые стены (если это действительно были знакомые стены) представали до неузнаваемости искаженными в беглом, быстро меркнущем луче света, падавшем на них. Стенхэм даже начинал подумывать, уж не произошла ли на центральной станции серьезная авария: электричество было полностью отключено, иначе было бы невозможно идти так долго, не встретив ни одного зажженного фонаря. Однако он привык передвигаться по городу в темноте. Он знал его вдоль и поперек и мог бы с завязанными глазами пройти по любому маршруту. И действительно, блуждания по ночной медине во многом напоминали игру в жмурки: прежде всего, приходилось полагаться на слух. Он знал даже, какой именно звук издавал каждый из отрезков знакомого пути, когда идешь по нему ночью. Двумя основными звуковыми ориентирами были его собственные шаги и звук текущей вдоль стен воды. Шаги звучали бесконечно разнообразно в зависимости от твердости земли, ширины прохода, высоты и конфигурации стен. На аллее Лемтийин, между сыромятней и маленькой мечетью, было одно место с удивительным эхом: упругие металлические звуки вибрировали, отражаясь от стен, складываясь в мелодию пистолетной пальбы. Были места, где шаги словно поглощались тишиной, места, где они звучали громко, раздельно и компактно, мгновенно стихая, или такие — особенно когда он проходил по пустынным галереям, — где каждый последующий шаг звучал на неуловимую долю выше, образуя плавно восходящую гамму, пока выступ стены или неожиданный туннель не разрушали складный музыкальный узор, начиная новую часть долгого ноктюрна, который мало-помалу расцветал своей гармонией. То же происходило и с водой, бегущей по бесчисленным руслам в расселинах земли и камня. Редко когда показываясь на глаза, но постоянно присутствуя где-то рядом, она стремительно бежала под покатыми, уступистыми проулками, то журча, то размеренно капая, то всплескивая возле садовой ограды или вырываясь на поверхность веером брызг, наподобие фонтана, то с высоким гулким звуком стекая в невидимый резервуар, то вдруг привольно разливаясь речным притоком, с ревом несущимся по камням (так что порой холодная изморось, которую порывом ветра переносило через стену, влажной испариной оседала на лице), то, как здесь, возле пекарни, упираясь в плотину, превращалась в тихую запруду, где плавали крысы.

Слушая эти две звуковые дорожки — шум шагов и шум воды — одновременно и достаточно часто, Стенхэм полагал, что знает их наизусть. Однако теперь все изменилось, и он понял, что до сих пор знал только одну мелодическую линию, одну определенную последовательность, части которой, изъятые из привычного контекста, становились неузнаваемы. Так, например, он знал, что для того, чтобы оказаться настолько близко к главному притоку реки, они должны были пересечь улицу, ведущую от мечети Каруин к зауйе Си Ахмеда Тиджани, но сейчас он никак не мог определить, когда именно это произошло. Он не узнавал ничего кругом.

Внезапно он понял, где они находятся: это была узенькая улочка, идущая по насыпи у реки, прямо под мощными стенами фундука Эль-Йихуди. Это было им совсем не по дороге, вдалеке от любого мыслимого маршрута, связывавшего дом Си Джафара с гостиницей.

— Как мы сюда попали? — спросил он возмущенно.

Ответ бербера прозвучал неожиданно резко: «Иди и помалкивай».

«Впрочем, они всегда такие», — напомнил он сам себе. Его не переставала изумлять присущая местным жителям любопытная смесь изощренной учтивости и неприкрытой грубости, и он едва не рассмеялся вслух, вспоминая, как нелепо прозвучали сказанные несколько мгновений назад слова «Rhir zid о skout». Еще несколько минут, и они обогнули фундук Эль-Йихуди и теперь шли садом между влажными от росы банановыми пальмами; тяжелые и плотные, обмахрившиеся по краям листья, стоило их задеть, окатывали потоками холодных капель. «Сегодня Си Джафар превзошел сам себя». Стенхэм решил позвонить ему завтра же и поделиться анекдотом. Zid о skout. В ближайшую пару недель это будет шутливым присловьем во время чаепитий, и все семейство сможет вволю повеселиться.

Капризы летней ночи. В воздухе ощущалась почти такая же стылость, как ранней весной. Большое пухлое облако перевалило через Джебель Залагх, нависло над городом, точно низкая кровля, и превратило его в огромную комнату, недвижный воздух которой насквозь пропах сырой землей. Когда Стенхэм со своим спутником молча поднимались по улицам, ведущим к вершине холма, где-то над их головами ухнула сова.

Подойдя к воротам гостиницы, Стенхэм нажал кнопку звонка, проведенного к маленькой комнатушке рядом с канцелярией, где сидел портье. «Вряд ли зазвонит, — мелькнула мысль, — ведь электричество отключено». Но тут же Стэнхем вспомнил, что в гостинице собственная система электропитания. Обычно проходило не менее пяти минут, прежде чем во дворе появлялся свет, и еще две-три, прежде чем портье добирался до ворот. Сегодня свет появился мгновенно. Стенхэм вплотную приблизился к высоким воротам и заглянул в щель. Портье стоял в дальнем конце двора и с кем-то разговаривал. «Ah, oui»