Дом одинокого молодого человека: Французские писатели о молодежи - [54]

«Чего тебе здесь надо, дурак!» — сказал Рагно. Он отпустил Люсьенн. «Убирайся, да поживее! Однако как ты сюда попал?» Опьянения как не бывало. Улетучилось. Он понял. Взгляд его перебегал от Марка к Люсьенн. «Ах, вот оно что! Развлекаемся, стало быть, втихомолку!» Ярость душила его, и, конечно, в эту минуту он все еще верил в свою власть над Марком, но тут вдруг с удивлением увидел, как парень решительно шагнул к нему с потемневшими внезапно глазами. «Стой!» — приказал он. Не тут-то было. Рагно отступил. «Я не знал, что у тебя шашни с этой девчонкой! Боже мой, это меняет дело!» Он снова отступил к самому окну, чувствуя за спиной яростное кипение дождя. Комнату заливал яркий свет, Люсьенн рыдала, закрыв лицо руками, и зеркало шкафа, к которому она прислонилась, посылало ей горестное отражение. Рагно хотел объясниться, пойти на мировую. Но ему не удалось увернуться от удара, «прямого удара» опытного боксера. Он пошатнулся и, несмотря на разбитую щеку, попробовал все-таки пробраться к выходу. Следующий удар раскроил ему губы, отчего рот наполнился кровью. Перемахнув через кровать, он бросился в другую сторону, присутствие Люсьенн смущало его, а главное, его охватила паника при мысли, что этот верзила однажды уже убил человека своими железными кулачищами. «Перестань, — задыхаясь, произнес он. — Давай лучше поговорим!» Марк пошел в обход кровати. Самое страшное было то, что за все время он не вымолвил ни слова, не ругался, не угрожал, зато в глазах горел жестокий огонь, отражавший желание крушить и уничтожать. Расстояние между ними становилось все меньше. Управляющий сунул руку в карман. «Стой!» Увидев револьвер, Марк даже не дрогнул. «Я ничего ей не сделал!» — в отчаянии крикнул Рагно. Марк был от него всего в двух метрах, слегка наклонив корпус, он, казалось, собирался развернуться, чтобы точнее нанести удар. Прижатый к стене, Рагно выстрелил, услыхав прозвучавший будто эхо скорбный крик Люсьенн. Какое-то мгновение Марк раскачивался из стороны в сторону, словно под порывами сильного ветра. Хотя на самом деле ветер был не такой уж сильный. А между тем Марк чувствовал, как он неудержимо клонит его к земле, как уносит в своем неодолимом вихре куда-то очень далеко, далеко от Люсьенн, от этой комнаты, от этого света…

Emmanuel Roblès «L’arbre invisible»

© Balland, 1979

© H. Световидова (перевод), 1990

Пьер-Луи Рей ОТЛИВ

Часть первая

I

Когда идешь вдоль Парковой аллеи, то название перпендикулярной к ней улочки Луи Пастера угадываешь моментально, стоит лишь заметить голубую эмалевую табличку, хорошо различимую паузком бледно-сером выступе углового дома. Буквы надписи появляются друг за дружкой, скачками, начиная с последней, и когда приходит черед «с», то любой приезжий без труда узнает название целиком — в каждой или почти каждой коммуне Франции есть своя улица Луи Пастера. Но еще до того, как, прочитав табличку до конца, прохожий получает ставшее ненужным подтверждение уже известного ему факта, он неожиданно смекает, что благодаря сплошь застекленному углу бара «Куница» ему не грозит столкнуться с кем-нибудь нос к носу на пересечении улиц. Вот и сегодня Дени осторожно поглядывает сквозь стекла бара поверх смутных силуэтов посетителей. Улица Луи Пастера кажется пустынной. Однако из-за слишком узкого тротуара Дени вынужден проявлять ловкость канатоходца, чтобы втиснуться в эту тесную артерию, перед которой нет никакого запрещающего знака и куда тем не менее не осмеливается въехать ни одна машина; должно быть, здесь положились на здравый смысл водителей, которые иначе неминуемо срезали бы угол, выскакивая при этом на тротуар и, вероятно, задевая стены. Доморощенный модернизм бара на углу должен был бы осквернять достоинство строгих фасадов, но положение спасала сама его неуместность, его чужеродность общему облику улицы. К тому же одну из дверей «Куницы», выходящую на Луи Пастера, посетители предпочитают не замечать и пользуются главным входом, расположенным на Парковой аллее.

Поразителен контраст между пестротой Парковой аллеи, гудящей от толпы покупателей, и холодной строгостью улочки, ведущей посвященных к собору, где благодаря весьма удивительной системе указателей, практически не бывает случайных людей. Едва ступив на улочку, можно без риска сойти с крохотного и неудобного для ходьбы тротуарчика, и тогда примыкающий к «Кунице» дом откроет взору свою внушительную дверь вишневого дерева с щедрой россыпью вбитых в нее гвоздей. Неплотно сходящиеся створки выдают ручную работу. В тот первый раз Дени, почувствовав, как безвольно прислонилась к двери Элен, ощутил смутное беспокойство и разжал объятия, но не из робости, как она его потом упрекала, а потому что дверь, видимо, плохо запертая изнутри, заходила ходуном, и казалось, вот-вот распахнется. Сегодня перед тем, как дернуть шнур звонка, он вновь оглядывается, чтобы еще раз убедиться в том, что улица пустынна; бесполезная предосторожность, ведь нужно ждать долгие секунды, пока на неслышное снаружи звяканье не придет прислуга. Дени не узнает хрупкую девушку, которая открывает ему дверь.