Дом о семи шпилях - [17]

Шрифт
Интервал

And now-in a very humble way, as will be seen-we proceed to open our narrative.Теперь мы можем приступить к началу нашей повести - началу самому смиренному, как это читатель тотчас увидит.
Chapter Two.Глава II
The Little Shop-WindowОкно лавочки
It still lacked half an hour of sunrise, when Miss Hepzibah Pyncheon-we will not say awoke; it being doubtful whether the poor lady had so much as closed her eyes, during the brief night of midsummer-but, at all events, arose from her solitary pillow, and began what it would be mockery to term the adornment of her person.Оставалось еще с полчаса до восхода солнца, когда Гепзиба Пинчон встала со своей одинокой постели и начала одеваться.
Far from us be the indecorum of assisting, even in imagination, at a maiden lady's toilet!Мы далеки от неприличного желания присутствовать при туалете девственной леди.
Our story must therefore await Miss Hepzibah at the threshold of her chamber; only presuming, meanwhile to note some of the heavy sighs that labored from her bosom, with little restraint as to their lugubrious depth and volume of sound, inasmuch as they could be audible to nobody save a disembodied listener like ourself.Поэтому наша история должна дождаться мисс Г епзибы на пороге ее комнаты; мы позволим себе до тех пор упомянуть только о нескольких тяжелых вздохах, которые вырвались из ее груди, тем более что никто не мог их слышать, кроме такого слушателя, как мы.
The Old Maid was alone in the old house. Alone, except for a certain respectable and orderly young man, an artist in the daguerreotype line, who, for about three months back, had been a lodger in a remote gable-quite a house by itself, indeed-with locks, bolts, and oaken bars, on all the intervening doors.Старая дева жила в Доме с семью шпилями одна, не считая некоего достойного уважения и благонравного художника-дагеротиписта, который уже месяца три занимал комнаты в отдаленном шпиле - можно сказать, отдельном доме, так как все смежные двери запирались на замки и дубовые засовы, - следовательно, заунывные вздохи бедной мисс Гепзибы туда не долетали.
Inaudible consequently, were poor Miss Hepzibah's gusty sighs. Inaudible, the creaking joints of her stiffened knees, as she knelt down by the bedside. And inaudible, too, by mortal ear, but heard with all-comprehending love and pity in the furthest heaven, that almost agony of prayer-now whispered, now a groan, now a struggling silence-wherewith she besought the Divine assistance through the day!Не долетали они также и ни до какого смертного уха, но всеобъемлющей любви и милосердию на далеких небесах слышна была молитва, то произносимая шепотом, то выражаемая вздохом, то затаенная в тяжком молчании, и постоянно взывавшая к Богу о помощи.
Evidently, this is to be a day of more than ordinary trial to Miss Hepzibah, who, for above a quarter of a century gone by, has dwelt in strict seclusion, taking no part in the business of life, and just as little in its intercourse and pleasures. Not with such fervour prays the torpid recluse, looking forward to the cold, sunless, stagnant calm of a day that is to be like innumerable yesterdays!Очевидно, этот день был нелегким для мисс Гепзибы, которая на протяжении почти четверти столетия жила в строгом уединении и не принимала никакого участия в делах общества, равно как и в его удовольствиях.
The maiden lady's devotions are concluded.Старая дева окончила свою молитву.
Will she now issue forth over the threshold of our story?Теперь она, спросите вы, переступит наконец через порог нашей повести?
Not yet, by many moments. First, every drawer in the tall, old-fashioned bureau is to be opened, with difficulty, and with a succession of spasmodic jerks; then, all must close again, with the same fidgety reluctance.Нет, она сперва выдвинет каждый ящик в огромном старомодном бюро, это будет сделано не без труда и с жутким скрипом. Потом она задвинет их с такими же душераздирающими звуками.
There is a rustling of stiff silks; a tread of backward and forward footsteps, to and fro, across the chamber.Вот слышен шелест плотной шелковой материи, слышны шаги взад-вперед по комнате.
We suspect Miss Hepzibah, moreover, of taking a step upward into a chair, in order to give heedful regard to her appearance, on all sides, and at full length in the oval, dingy-framed toilet glass, that hangs above her table.Мы догадываемся, что мисс Гепзиба встала на стул, чтобы удобнее осмотреть себя во весь рост в овальном туалетном зеркале, которое висит в резной деревянной раме над ее столом.
Truly! well, indeed! who would have thought it!В самом деле! Кто бы мог подумать!
Is all this precious time to be lavished on the matutinal repair and beautifying of an elderly person, who never goes abroad, whom nobody ever visits, and from whom, when she shall have done her utmost, it were the best charity to turn one's eyes another way?Зачем тратить драгоценное время на утренний наряд старой особе, которая никогда не выходит из дому и к которой никто не заглядывает?
Now she is almost ready.

Еще от автора Натаниель Готорн
Книга чудес

Книгу под названием «Книга чудес» написал Натаниель Готорн – один из первых и наиболее общепризнанных мастеров американской литературы (1804–1864). Это не сборник, а единое произведение, принадлежащее к рангу всемирно известных классических сочинений для детей. В нем Н. Готорн переложил на свой лад мифы античной Греции. Эту книгу с одинаковым увлечением читают в Америке, где она появилась впервые, и в Европе. Читают, как одну из оригинальнейших и своеобразных книг.


Новеллы

Писатель Натаниель Готорн вместе с Эдгаром По и Вашингтоном Ирвингом по праву считается одним из создателей американской романтической новеллы. Главным объектом своих новелл Готорн считал не внешние события и реалии, а сердце и душу человека, где Добро и Зло ведут непрерывную борьбу.


Алая буква

Взаимосвязь прошлого и настоящего, взаимопроникновение реальности и фантастики, романтический пафос и подробное бытописательство, сатирический гротеск образуют идейно-художественное своеобразие романа Натаниеля Готорна «Алая буква».


Дом с семью шпилями

Натаниель Готорн — классик американской литературы. Его произведения отличает тесная взаимосвязь прошлого и настоящего, реальности и фантастики. По признанию критиков, Готорн имеет много общего с Эдгаром По.«Дом с семью шпилями» — один из самых известных романов писателя. Старый полковник Пинчон, прибывший в Новую Англию вместе с первыми поселенцами, несправедливо обвиняет плотника Моула, чтобы заполучить его землю. Моула ведут на эшафот, но перед смертью он проклинает своего убийцу. С тех пор над домом полковника тяготеет проклятие.


Чертог фантазии

История литературы причисляет Н. Готорна, наряду с В. Ирвингом и Э. По, к родоначальникам американской новеллы. В сборнике представлены девять рассказов, классических образцов романтической прозы, причем семь из них до сих пор были незнакомы русскому читателю.


Таможня (Вступительный очерк к роману 'Алая буква')

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Тэнкфул Блоссом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шесть повестей о легких концах

Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».


Призовая лошадь

Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.


Триумф и трагедия Эразма Роттердамского; Совесть против насилия: Кастеллио против Кальвина; Америго: Повесть об одной исторической ошибке; Магеллан: Человек и его деяние; Монтень

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 — 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В девятый том Собрания сочинений вошли произведения, посвященные великим гуманистам XVI века, «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского», «Совесть против насилия» и «Монтень», своеобразный гимн человеческому деянию — «Магеллан», а также повесть об одной исторической ошибке — «Америго».


Нетерпение сердца: Роман. Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».


Том 2. Низины. Дзюрдзи. Хам

Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».