Дом на Озерной - [41]

Он хоть и был человек не самых высоких моральных правил, однако врать себе не привык и потому знал, что он беспринципен, жаден и временами подловат. Но вот уродом Николай себя не считал. Он знал, как реагируют на него девушки, и откровенно гордился этим. Поэтому теперь ему стало обидно.

Подхватив свой гипс и размахивая им над головой как дубиной, он ринулся с крыльца в темноту, чтобы восстановить справедливость.

– Ты кого уродом назвал?!! – кричал Николай, обрушивая увесистый гипс на головы слегка опешивших Юркиных «коллег по цеху».

Поскольку те совершенно не ожидали столь быстрой реакции, будучи абсолютно уверены, что в доме все спят, Николай произвел на них ошеломляющее впечатление. Разгневанным демоном он метался по двору, колотя налево и направо чем-то большим и белым, что в темноте можно было принять за световой меч джедая из «Звездных войн».

Борцы за чистоту города дрогнули и поспешно ретировались к своему транспортному средству. Впрочем, Николая это не остановило. Он продолжал преследовать отступающего противника, колотя Юркиных приятелей по спинам и осыпая их оскорблениями. Если бы в эту минуту во дворе дома на Озерной оказался какой-нибудь записной скептик, традиционно сомневающийся в победах Дон Кихота из Ламанчи, то сейчас от его скепсиса не осталось бы и следа. Мельницы действительно оказались великанами и были с позором изгнаны с поля сражения.

Тем временем в доме происходил форменный переполох. Томка визжала на веранде; Тетерин, который успел вскочить раньше всех, гасил своим новым и ужасно дорогим плащом зажигательные снаряды; Галина Семеновна поливала их водой; Женька успокаивала Томку; Муродали со Степаном бегали вокруг дома в поисках нападавших. И только Катя не принимала никакого участия во всем этом веселье. Прильнув к окну, она с восхищением следила за подвигами Николая Ламанчского «Скайуокера», у которого оказалось не две ноги, как у всех обычных и скучных людей, а целых три.

Когда враг бежал, спешно попрыгав в свои скрипучие «Жигули», и пыл битвы слегка улегся, Николай натянул гипс на ногу и захромал к веранде, из разбитых окон которой еще валил дым.

Глава 15

Юрка в ночь нападения дома не ночевал. До самого утра он работал на рынке. Администрация перед большой санитарной проверкой решила накрыть целый ряд торговых павильонов и проходы между ними общей крышей, и Юрка напросился в помощники. Он узнал, что каждый рабочий в бригаде кровельщиков за эту ночь получит примерно столько, сколько ему не хватало на видеокамеру.

Измотанный тяжелой ночной работой, он спрыгнул под утро с крыши последнего павильона и подошел к злому как бультерьер бригадиру. Путая русские, румынские и молдавские слова, тот высказал все, что он думает о российской рыночной экономике и об администрации данного рынка в частности. Оказалось, что за авральный ночной труд им всем заплатят только через неделю. Юрка мгновенно ощутил интернациональную солидарность с уставшими и сердитыми молдаванами, с которыми он бок о бок вкалывал всю ночь, и основы марксизма физически заныли у него в кончиках разбитых молотком пальцев. Юрка принадлежал к уже глубоко постсоветскому поколению, а потому не знал красных галстуков, пионерских линеек, Всесоюзных субботников, утренних политинформаций и лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Теперь же он легко мог сформулировать его сам. Даже Карл Маркс был не нужен. Не говоря уже про Фридриха Энгельса.

Основы интернационализма, заложенные в Юрку совместным трудом с гастарбайтерами из Кишинева, укрепились еще больше, когда он увидел последствия ночной атаки на дом своих родных. Юркины соратники по борьбе за чистоту расы успели забросить на веранду три зажигательных снаряда, разбив при этом несколько стекол и закоптив стены. Юрка поднялся на крыльцо, и под ногами у него заскрежетало битое стекло.

– Видал, чего тимуровцы твои устроили? – угрюмо сказал Степан, который курил прямо на веранде. – Мать чуть не до смерти перепугали. Поймаю кого-нибудь из них – убью.

– А ты откуда знаешь, что это они были? – мрачно спросил Юрка.

– Нет, блин, это общество охраны природы приезжало. Я тебе сколько раз говорил – доиграешься. Хорошо еще Николай не спал. Так бы вообще сгорели тут на фиг.

– Какой Николай? – удивился Юрка.

– Какой, какой! Бабай с клюкой!

В этот момент на лестнице, которая вела на второй этаж, зазвучали быстрые шаги, и в коридоре показалась Гуля, за ней Валя, а потом и Муродали. В руках у них были дорожные сумки и большой чемодан.

– А вы куда собрались? – удивился Степан.

– Да ты знаешь, решили пожить пока в училище, – ответил Муродали, стараясь не смотреть на Юрку. – Я обещал там ребятам семью свою показать. Заодно насчет работы узнаю.

Степан недоверчиво хмыкнул.

– Тимуровцев, что ли, Юркиных испугался?

Хрустя битым стеклом, Муродали молча прошел через веранду, а потом обернулся.

– Ага, аж коленки дрожат.

* * *

Больше всех из-за отъезда Мирзоевых расстроилась Катя. Когда она проснулась, Гуля была уже далеко. Поискав сестренку во дворе, в огороде, а затем в палисаднике, Катя начала приставать с расспросами к невыспавшимся и сердитым взрослым, и те ответили, что Гуля со своими родителями ненадолго уехала.