Дом на миндальной улице - [23]

«Хвала Господу, что мы живем в Эосе, – с вызовом бросил Северин Нола. – У нас свои законы, и нет нужды унижаться перед какими-то бабами, доказывая свое превосходство». «Достоинство сильного человека не требует демонстрации. А доказывать свое превосходство перед кем-либо может только тот, у кого его вовсе нет», – ввернул я. Нола яростно сверкнул глазами, и Клавдий снова бросился нас разнимать: «Эриний, милый, вы нас неправильно поняли (заискивающе). Нола и правда иногда бывает слишком категоричен, но это все оттого, что ему ужасно не повезло с женой! Она ему ужасно отравляет жизнь, вот он и зол на них… Я просто имел ввиду, что женщина создана для дома, детей и постели, а для сердца ― друзья и работа… (с надеждой) В любом случае, ваш опыт несомненно помог бы нам, если бы вы завтра поехали с нами (с просьбой). Может быть, вы увидите в ней нечто больше, чем мы, и это будет очень важно для нас».

Разумеется, я не мог ему отказать. Я был в Эосе уже не первый раз, успел его понять и оценить, я не питал иллюзий, что эосские женщины так глупы и ограничены, как мне хотели показать. Я знал Эос не только с парадной стороны, я видел нищенскую портовую жизнь, и скромный быт среднего сословия, и достаток купцов и вельмож. Я знал о порядках и обычаях Эоса и от моряков, что часто засиживались в кабаке принадлежавшей мне деревни, где я часто бывал; и от проституток, за миску супа рассказывавших мне тайны местных работорговцев и насоливших любовников; и от кругленьких купчих, торговавших в лавках пряностями и тонким полотном. Все было вовсе не так однозначно и грубо, как показывали мне Гай Клавдий и Северин Нола. Одна лишь была правда, о которой упоминали все, от нищих до аристократов, одна эосская истина, от которой шло большинство пороков и с последствиями которой в виде жестоких традиций и бесчувственных обрядов боролись я и мои селестийские собратья в Сенате ― ничтожность и обесцененность человечьей жизни. Отсюда брали свои истоки и варварская работорговля, бесчинствовавшая открыто, и грабежи, насилия и убийства, с которыми боролись, пытая и казня на площадях, и то пресловутое и набившее оскомину на зубах бесправие женщин, по сути тех же рабынь, живого товара. О женщинах в те годы говорили очень много, все благодаря действиям эосской маленькой княжны, и того факта, что она должна была наследовать трон ― факт немыслимый, неслыханный, поднявший целую волну разговоров, мнений, сплетен и слухов. И, несмотря на то, что так часто на форумах и сборищах трясли грязным бельем, передавая из уст в уста примеры неслыханной жестокости, насилия и сломанных судеб, дальше разговоров дело никогда не шло. Общество упивалось чувством взъерошенной интимности и на словах соболезновало обреченным, но не было ни единого человека, кто в самом деле попытался бы разобраться в этом вопросе и помочь тем, о ком так часто говорили. Поэтому, когда представилась подобная возможность, я посчитал необходимым своими глазами увидеть весь этот обряд купли-продажи, увидеть ту, которой предстояло быть оцененной другими и по возможности узнать, так ли негативно воспринимает она свое положение, или же то, что представляется мне и селестийкам чудовищным, для нее вовсе не так дурно?

На следующий день под вечер мы отправились смотреть невесту.

(Дневник Паулины N, январь, год 861)

Здраствуй, дневник.

Мы периписываемся с Помпеем, он очероватильный мальчик! Когда я его вижу, я вся замераю! У него такие глаза, он словно раздивает меня ими, когда смотрит… Еслиб только можно было остаться с ним наидине, я бы заласкала его, он такой робкий, так хочится его гладить и целовать! Кажится, я ему тоже небизразлична ― он уже который раз садится и разговаривает со мной, и у него такие красивые руки… Сразу видно, что он настаящий писатель, такая тонкая чуственная душа! Я сказала ему про свой новый роман, и он захотел его прочитать. Конешно же, он ему панравиться, и мы будим видиться чаще. Я немогу дождаться, когда он напишит мне.

Мне кажится, я влюблина. Я так ждала что со мной в Эосе случиться невироятная история, и вот мои мечты начинают сбываться! Нелл, похоже, тоже влюбилась, но неподает и вида. Но я то вижу, как у нее горят глаза когда говорят об этом юноше из Селестиды. И она только и вспоминаит о нем. Ах, хоть бы Помпей пригласил меня танцивать на том празнике! Как мне хочится, чтобы празник скорее наступил! От Фелисии приизжал портной, он привез нам такие интиресные книжки с картинками, все платья и вещи из Селестиды. Я хочу скорее одеть те штуки, которые мы заказали. Все эти ленточки, гребни, белье, так здорово! Мне кажится, в таких раскошных одеждах Помпей в меня сразу влюбиться!

(Фелисия S. Леонели д`F, 5 января, год 861)

Здравствуй, Нелл.

Увы, такова жизнь. Только героини пустых дамских романчиков находят свое счастье в любви. Многим же из нас не дано никогда познать, что это такое. Нужно обладать воистину дьявольским везением, чтобы встретить ее в тех стесненных условиях, в которых нам приходится существовать, и еще столько же, чтобы устроить свадьбу. Что касается меня, если уж и придется принадлежать мужчине, то лишь тому, кому я сама захочу покориться, равному мне по уму и воспитанию, чтобы наши взгляды были похожи, чтобы мы уважали одинаковое друг в друге, не пылали, но горели ровно и ясно. Я думаю, что та пылкая любовь, о которой столько талдычут наши кумушки и счастливый брак – вещи мало совместимые. Большой огонь так же быстро гаснет, а за ослеплением скрываются сотни пороков и недостатков, способные по мере их открытия приносить лишь горе и разочарования. Я не скажу, что не хотела бы пережить такого потрясения, но брак во имя страсти – худшее из всех зол.