Дом на кладбище - [15]

Можно, пожалуй, не продолжать. Стиль жизни герцога, безбожника и развратника, мало похож на семейный уклад в доме приходского священника. Для Шарлотты и Брэнуэлла, создателей ангрийского сказочного цикла, герцог Заморнский вряд ли является идеалом, и в то же время авторам, как видно, претит пресная жизнь в Ховорте — как иначе объяснить, что они с завидным постоянством день за днем погружаются в сказочные миры, столь далекие от однообразия и постоянства их жизни? В «Светской жизни в Вердополисе» (февраль-март 1834) Шарлотта признается:

«Мне нравится светская жизнь, ее манеры, ее блеск и великолепие, светские люди, что вращаются в ее волшебном водовороте. Мне нравится раздумывать о привычках этих людей, их образе мыслей, о том, как они думают, говорят, действуют».

В более прозаической истории Брэнуэлла, литературного конкурента Шарлотты, озаглавленной «Жизнь фельдмаршала, досточтимого Александра Перси», внук Нортангерленда юный Александр изучает древние языки и математику и учится в колледже Святого Патрика на Философском острове (прозрачный намек на Патрика Бронте и Ирландию). При этом Перси — убежденный атеист, что тоже может восприниматься как своего рода вызов пастору и родительскому религиозному диктату.

Шарлотта идет еще дальше брата. В «Моей Ангрии и ангриенцах» эта серьезная, законопослушная девушка создает — кто бы мог подумать! — едкую и меткую пародию на уклад отцовского дома и на членов своей семьи, и, прежде всего, на Брэнуэлла, выведенного в образе Бенджамина Патрика Уиггинса, записного болтуна и хвастуна. Шарлотта высмеивает непомерные амбиции брата, его претензии на величие:

«Как музыкант он был талантливее Баха; как поэт намного превосходил Байрона; Клод Лоррен уступал ему как художник; бунтарь Александр Рог не шел с ним ни в какое сравнение; фабриканту Эдварду Перси было до него далеко; как предпринимателю ему не было равных; такие испытанные путешественники, как Гумбольдт, Ледьярд, Манго Парк и все прочие, не испытали и половины тех опасностей и трудностей, какие пришлись на его долю».

Высмеивает и его снисходительное отношение к сестрам:

«— Есть три девушки, которые почитают за честь называть меня своим братом, но я отрицаю, что они мои сестры.

— Они такие же чудные, как вы?

— О нет, это жалкие, глупые существа, не стоит даже о них говорить. Шарлотте восемнадцать, нескладная, нелепая девица, она так мала, что проходит у меня под локтем. Эмили шестнадцать, тощая, как щепка, лицо размером с монетку. Ну а Энн — ничтожество, полное ничтожество».

Достается в «Моей Ангрии и ангриенцах» и Ховорту (вспомним, что в письме Эллен Шарлотта назвала свой город «дикой горной деревушкой»):

«— Я — житель Ховарда, это великий город в Уорнерских горах, который находится во владении великого и непревзойденного джентльмена Уорнера Ховарда Уорнера эсквайра (и с этими словами он снял шляпу и низко поклонился.) В городе четыре церкви и более двадцати великолепных отелей, а также улица Таан-Гейт, в сравнении с ней меркнет даже проспект Бриджнорт во Фритауне.

— Что за вздор вы несете, Уиггинс! — вскричал я. — Мне ли не знать, что Ховард — всего лишь жалкая деревушка, затерянная в болотах. В нем всего-то одна церковь и грязная пивная, которая видится вам роскошным отелем».

Произвели на Эллен впечатление и колоритные обитатели пастората. И в первую очередь, конечно, седовласый хозяин дома с его манерой высокопарно выражаться, читать нравоучения, раздражаться по пустякам и пересказывать не без мрачного юмора истории, которые он каждодневно выслушивал в церкви от своих прихожан. Гостью умиляли его пунктуальность, постоянные жалобы на здоровье и обилие дел и пугал странный обычай ложиться спасть с заряженным пистолетом и разряжать его по утрам.

А также — вечно улыбающаяся (даром что методистка, суровая пуританка) тетушка Брэнуэлл. Не успела Эллен войти в дом, как маленькая старушка в крестьянских деревянных башмаках на толстой подошве тут же, не чинясь, подошла и сунула перепуганной девочке под нос свою золотую табакерку со словами: «Табачком угоститесь».

Запомнился — не мог не запомниться — и юный Брэнуэлл. Эрудированный, остроумный, хорошо подвешен язык. Небольшого роста (хотя на автопортретах изображает себя эдаким великаном), огненно-рыжие, как в свое время у отца, волосы, высокий лоб, длинные, густые бакенбарды, лицо то и дело кривится от тика. Очки, которые он то и дело роняет, строптивый нрав, непомерное самомнение, бурные эмоции по любому поводу, увлечение дальними пешими и конными прогулками (опять же в отца!). Запомнился игрой на флейте и на органе в церковном оркестре и в Ховартском филармоническом обществе. А также — живописью и боксом; маленький, щуплый брат Шарлотты с рвением боксировал в местном спортивном клубе: «Должен же я уметь за себя постоять». Постоять за себя он так и не научится.

Кстати, о живописи. Брэнуэлл уже давно решил, что станет профессиональным портретистом и обязательно, чего бы это ему ни стоило, будет учиться в лондонской Королевской академии искусств. Пишет он, в основном, маслом, заставляет сестер себе позировать, однажды написал семейный портрет («Три сестры»), где он сидит в окружении Шарлотты, Эмили и Энн; портрет этот, кстати сказать, находится сейчас в лондонской Национальной портретной галерее. У восемнадцатилетней Шарлотты на портрете длинные, забранные в узел волосы, платье с высоким, принятым в то время у незамужних девиц, воротником, тяжелая челюсть, высокий лоб, крупный рот, крепко сжатые, тонкие губы, темные глаза хранят неукротимый блеск. Волевой рот, тонкие губы отличают и младших сестер. Шестнадцатилетняя Эмили и четырнадцатилетняя Энн похожи, у обеих вытянутые лица, вьющиеся темные волосы до плеч, пристальный, чуть презрительный взгляд близоруких глаз.