Дом на хвосте паровоза - [89]

изначально состоявшая из множества деревень (в 1877 году их насчитывалось более двух десятков) – Ферне как раз входила в их число. До середины XIX века (то есть как раз когда происходили события «Девы льдов») деревни были сравнительно невелики, и между ними сохранялось свободное пространство, но затем случился туристический бум, деревни пошли в рост и вскоре разрослись настолько, что границы между ними стерлись. Ферне оказалась в самом «центре тяжести» образовавшейся суперструктуры, поэтому какое-то время название агломерации просуществовало в форме «Ферне-Монтрё». Однако впоследствии топоним «Ферне» вышел из широкого употребления – сейчас его нет ни на большинстве карт, ни в базах данных онлайновых геоинформационных систем[97]. Память о старом названии хранит только набережная Ферне (Quai de Vernex), расположенная в аккурат посередине между современными причалами Монтрё и Кларана (Clarens),^{Илл. 23}– не исключено, что где-то там и приставал к берегу пароходик с нашими героями.

Что же до пансиона крестной, то логично было бы предположить, что Андерсен скопировал его с одной из гостиниц, где, будучи в Монтрё, останавливался сам. Например, это мог быть пансион мадам Депален, где Андерсен жил в том самом 1861 году и где произошла небезызвестная история с автографом Пушкина[98]. (Если так, то можно даже предположить, что «нарядно одетые, изящные, длинные и стройные» дочери англичанки – потайной привет Андерсена дочерям генерала Мандерштерна.) Пансион этот, правда, до наших дней не дожил, и точное местоположение его неизвестно, но небольшую подсказку можно выжать из текста в сопоставлении со здешним ландшафтом. Деревни, образующие коммуну Монтрё, располагаются не только в прибрежной полосе Женевского озера, но и на прилегающем горном склоне.

Илл. 23

Берег Женевского озера близ Кларана

Берег этот воспет поэтами. Тут, в тени ореховых деревьев, сиживал у глубокого голубовато-зеленого озера Байрон и писал свою дивную поэму о шильонском узнике; тут, где отражаются в воде плакучие ивы Кларана, ходил Руссо, обдумывая свою «Элоизу».

В районе Ле Планш (Les Planches) склон прорезает глубокий овраг, по дну которого течет река Бе-де-Монтрё (Bays de Montreux). Андерсен пишет, что дорога к пансиону «шла в гору между двумя рядами белых, освещенных солнцем стен, которыми были обнесены виноградники», и это очень похоже на подъем по склону северо-западнее оврага, как раз напротив набережной Ферне. Эта часть склона – гораздо более обжитая, чем противоположная, и на ней, во-первых, есть виноградные террасы,^Илл.24 а во-вторых, нет леса, который загораживал бы вид на озеро^Илл.25 и Савойские Альпы «с разбросанными по ним городками, лесами и снегами на вершинах». Если принять эту версию за достоверную (виноградники – вещь долговременная, так что с некоторой натяжкой можно считать их ориентиром), то расположение пансиона проясняется с точностью до нескольких сотен метров – вполне достаточно, чтобы можно было хотя бы приблизительно повторить прогулку героев от пристани, а заодно и посмотреть Старый город. Если где и отдыхать от переваренного цивилизацией курортного побережья, то именно там: пространство в Старом городе живое и объемное, домики – маленькие, улицы – тихие и плавные, кофейни – немноголюдные, а вид на окрестности ничуть не хуже, чем с пансионного балкона.

Илл. 24

Виноградные террасы в Ферне-Монтрё

Оттуда маленькая компания отправилась по дороге в Монтрё; дорога шла в гору между двумя рядами белых, освещенных солнцем стен, которыми были обнесены виноградники; дома поселян ютились в тени фиговых деревьев, в садах росли лавры и кипарисы.

Илл. 25

Вид на Женевское озеро со склона в районе Ле Планш

Пансион, где жила крестная мать, лежал на полпути между Вевэ и Монтрё.

Сделав заморских родственников Бабетты англичанами (что, кстати, исторически обоснованно: в XIX веке подавляющее большинство туристов в Швейцарии составляли именно англичане), Андерсен не упускает возможности вставить маленькую шпильку на национальной почве. Как вы помните, из пансиона вся компания отправляется на экскурсию – и крестная неспроста выбирает объектом культурной программы для гостей именно Шильонский замок.^Илл.26 Его значение как исторического и архитектурного памятника здесь, конечно, ни при чем.

Илл. 26

Шильонский замок

Дойдя до старого, мрачного Шильонского замка, они зашли посмотреть на позорный столб темницы, куда сажали приговоренных к смерти, на ржавые цепи, ввинченные в скалистые стены, на каменные нары и на люки, в которые проваливались несчастные, попадая прямо на железные острые зубцы и затем – в водоворот.

Шильонский замок для англичан – в первую очередь место действия поэмы Байрона «Шильонский узник», так что образованные аристократы просто не могли не повести неотесанную швейцарскую родню приобщаться к поэтическому наследию своего великого земляка и современника. Здесь тянет саркастически хмыкнуть, но победителей не судят: пускай не склонный к рефлексии Руди не оценил страданий байроновского героя, а все-таки два дня, за которые была написана поэма, действительно сделали для популяризации Шильонского замка больше, чем шесть лет заключения в нем Франсуа Бонивара. Согласно официальной статистике, на настоящий момент Шильонский замок является самым посещаемым историческим объектом Швейцарии, а дешевые издания «Шильонского узника» на разных языках – самым ходовым товаром в окрестных туристических лавках.