Дом на хвосте паровоза - [69]

Шрифт
Интервал

, но для порядку все-таки суешь нос в словарь – и опять проваливаешься с головой. Мало того что рассказанная Андерсеном история Вальдемара До оказывается подлинной – в ней обнаруживается еще одна. Тут в который раз убеждаешься, что по сказкам Андерсена можно изучать принцип Парето[74]: чем более небрежно у него прописана второстепенная деталь, тем толще связанный с ней пласт информации и тем больше времени уходит на то, чтобы в ней разобраться. Такое уже было с Антворсковским монастырем в «Обрывке жемчужной нити», с Круглой башней в «Огниве», да и много где еще. Здесь же одного упоминания камней, из которых сложены стены усадьбы Борребю (Borreby), оказывается достаточно, чтобы перенести нас в XIII век и напомнить историю Марска Стига.




https://goo.gl/WpKzep

Отсканируйте QR-код, чтобы открыть электронную карту


Марск Стиг был при короле Эрике V Клиппинге кем-то вроде нашего воеводы – действующим военачальником и министром обороны в одном лице. Звали его на самом деле Стигом Андерсеном, а приставка «марск» указывала должность: датское «marsk» – аналог английского «marshal» (а не «marsh», как предлагает Google Переводчик); таким образом, «Марск Стиг» можно считать чем-то вроде «товарища Серго».

Что именно произошло между Эриком V и Марском Стигом, теперь уже доподлинно не выяснить. То ли король соблазнил жену Стига, пока тот был в походе, то ли некую группу дворян не устраивала политика Эрика V в отношении знати, то ли еще что – как бы там ни было, однажды утром короля нашли в опочивальне мертвым с полусотней ран на теле. Поспешность, с которой последовавший суд установил виновных и объявил их вне закона, дает основания подозревать, что вся партия была разыграна некой третьей стороной, а Марска Стига и других удобно попавших под руку дворян просто назначили козлами отпущения. Случилось это в 1286 году – и тут мы начинаем приближаться к истории Борребю, которую у Андерсена рассказывает ветер.

В изгнании Марск Стиг не успокоился и, заручившись поддержкой норвежского короля Эрика Магнуссона, начал мстить. Месть вышла основательной: получив в распоряжение несколько наземных укреплений в приграничных районах и подкрепление в живой силе и кораблях, Стиг и его сторонники смогли организовать распределенную сеть пиратских баз (в том числе на островах Датского архипелага), откуда в течение десятка лет совершали регулярные набеги на ненавистную датскую государственность. В качестве своей основной базы пираты выбрали остров Йельм (Hjelm), расположенный в проливе Каттегат у восточного побережья Ютландии, – для этого, правда, пришлось предварительно взять штурмом и уничтожить принадлежавший королю Браттингсборгский замок (Brattingsborg Slot) на соседнем острове Самс (Sams0). Избавившись от королевского форпоста под носом, пираты развернулись не на шутку: впоследствии археологические раскопки показали, что на Йельме чего только не было, включая полномасштабный фальшивомонетный двор. До примирения дело так и не дошло, и Марск Стиг провел всю оставшуюся жизнь в своем пиратском замке на острове, где и умер в 1293 году; после его смерти Йельм еще тринадцать лет оставался в руках пиратов, и только при Эрике VI Менведе его удалось отбить.

Естественно, после всей этой истории первое, что приходит в голову при упоминании «замка Марска Стига», – это его замок на острове Йельм. Но оттуда до Борребю морем более ста километров – неужели нельзя было раздобыть стройматериалы где-нибудь поближе? И где же, если не на Йельме, стоял тот замок, из камней которого построили усадьбу Борребю? Ответ дает оригинальный андерсеновский текст в сочетании… с расписанием автобусов от железнодорожной станции Корсёр. Большинство переводов опускают одну важную деталь: в оригинале Андерсена фраза «замок Марска Стига» звучит как «замок Марска Стига на полуострове». Полуостров (а также перешеек или мыс) в датском языке обозначается существительным «næs», а если внимательно посмотреть на расписание автобусов от Корсёра до Борребю, то замечаешь, что конечная остановка автобуса № 460 называется Стигснес (Stigsnæs), то есть дословно «полуостров Стига». До Борребю оттуда километра три – и это, согласитесь, куда больше похоже на правду с точки зрения удобства доставки кирпичей (еще бы только автобусы ходили почаще – см. главу про «Обрывок жемчужной нити»).

Средневековый замок на полуострове Стигснес действительно существовал, и его руины (хотя правильнее было бы сказать «следы») можно видеть до сих пор, примерно в восьмистах метрах к юго-востоку от паромного причала – там даже есть табличка. Правда, насчет того, был ли его основателем Марск Стиг или какой-то другой Стиг, мнения исследователей расходятся: предание ссылается на абстрактного «рыцаря Стига», и несмотря на то, что постройки датируют концом XIII века, то есть как раз временем после убийства Эрика V, документальных подтверждений причастности к ним Марска Стига не обнаружено.

Однако больший интерес, конечно, представляет история владельцев Борребю. Название это начинает фигурировать в записях с 1345 года; что происходило в тех краях с момента основания замка Стига до середины XVI века, не совсем понятно, но, очевидно, ничего хорошего. Известно, что канцлер Йохан Фриис, получивший Борребю от короля Кристиана III после Реформации, предпочел ничего не реставрировать и построить новую усадьбу – ту самую, которая стоит там и сейчас.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.