Дом на хвосте паровоза - [3]

Вечером приходил скульптор Собю, которому я четко высказал свое несогласие. Ни он, ни другие скульпторы меня не поняли, они не видели, как я читаю свои произведения, и не знают, что я не люблю, когда кто-нибудь стоит у меня за спиной; кроме того, я никогда не держу детей ни у себя на закорках, ни между ног, ни на коленях. Мои сказки предназначены взрослым, а не одним только детям, которые схватывают лишь второстепенное, в то время как до конца понимают их только взрослые.

Не будучи искушенным в искусстве информационных войн, Андерсен ограничился полумерой, попросив исключить детей из композиции. Жители же города Оденсе впоследствии прислушались к словам земляка и даже пошли дальше, украсив новый отель Radisson Blu на площади Доминиканцев (построенный на месте того самого театра, где Андерсен мальчиком помогал расклеивать афиши) жутковатой скульптурной группой: у входа сидит сам Андерсен в дорожном плаще, с тростью и саквояжем, а козырек подъезда поддерживают три литые колонны, кишащие героями его фантазий. Отрешенная Русалочка с кинжалом в руке. Кроткая жаба у печки. Болезненно зажмурившийся Руди в объятиях Бабетты (или самой Девы льдов?). Балерина в ломаном, неестественном вертикальном шпагате. Невольно пробирает холодок, и через мгновение догадываешься – дело не только в топящей тебя эмоциональной волне, а еще и в том, что осознаешь себя тем Абрамом, которому Рабинович насвистел Моцарта. Мы всегда кичились тем, что наши Шерлок Холмс, принц Флоризель, Винни-Пух и донна Роза д’Альвадорец глубже и тоньше заморских оригиналов, но по части Андерсена датчане нас уделали, как котят (достойным их соперником можно назвать разве что нашего художника Оскара Клевера). После таких сказочных персонажей хочется, как после оригиналов Босха, присесть и отдышаться. На то, видимо, и был расчет – скамейка там тоже есть. С человеческими ногами.

Но памятники были потом, а началось все именно с путешествий. Спустя три года после первого из них Андерсен отправился во второе, еще через два – в следующее, а дальше его было уже не остановить – писатель не сидел на месте почти до самой смерти. Его не смущал даже собственный «топографический кретинизм» в опасном сочетании с незнанием иностранных языков. Эдвард Коллин описывает случай, когда однажды в Лондоне Андерсен, заблудившись, показал полисмену бумажку, на которой – как он думал – был записан нужный ему адрес, и… оказался в участке, откуда, не приди на помощь датский консул, ему светила прямая дорога в сумасшедший дом. Выяснилось, что он все сделал правильно, кроме одного: вместо таблички с названием улицы срисовал надпись со знака «Афиши не клеить». Ну а что – так ведь даже интереснее.

Со временем «свежесть и бодрость духа», которыми Андерсен запасался в своих многочисленных поездках, обострят его авторское чутье настолько, что он научится видеть истории в любых окружающих мелочах. В какой-то момент он сам открыто признается в этом:

Материала у меня для сказок множество – больше, чем для какого-либо другого рода творчества. Иногда кажется, что каждый забор, каждый цветочек говорят мне: «Взгляни на меня, и у тебя возникнет моя история!» И в самом деле, стоит мне поглядеть – и история у меня готова!

В свете этих слов идея объединения реальности художественной с реальностью физической звучит уже менее кощунственно: раз сама окружающая действительность подсказывала автору сюжеты, значит, и читателю, ищущему глубокого погружения, есть смысл прислушаться к тому же голосу. Для этого и стоит отправиться по следам Андерсена, поселившись на время, как он, в доме на хвосте дракона-паровоза. Путешествовать по андерсеновским сказкам вообще правильнее всего по железной дороге – хотя нам она, возможно, и не кажется уже таким чудом, каким казалась Андерсену, писавшему в «Базаре поэта»:

Великое изобретение железная дорога. Благодаря ей мы теперь поспорим могуществом с чародеями древних времен! Мы запрягаем в вагоны чудо-коня, и пространства как не бывало! Мы несемся, как облака в бурю, как птицы во время перелета! Конь наш храпит и фыркает, из ноздрей его валит дым столбом! Быстрее не летели и Фауст с Мефистофелем на плаще последнего!

Впрочем, в путешествии, которое начнется уже со следующей страницы, одной железной дорогой, при всей ее аутентичности, мы ограничиваться не будем. Если от Ольборга до Скагена действительно стоит ехать поездом, то, например, в Стуббекёбинг лучше плыть на пароме, в Копенгаген – ехать на автомобиле через пролив Эресунн, а тропу Штокальпера – проходить пешком. Хотя, когда спускаешься к основанию Трюммельбахского водопада, сидишь в тиши на крыше Миланского собора или застаешь бушующее море у берегов Ютландии, становится уже не так важно, как именно ты туда попал. Потому что Страна чудес – она на то и волшебная, что, как писал Владимир Высоцкий, «в ней можно оказаться, стоит только захотеть».

Ноябрь 2014, Флоренция

Огниво

Дания: Копенгаген

Приди Андерсену в голову идея «Огнива» на пару десятков лет позже, до издания бы, наверное, дело так и не дошло. Представьте только: известный во всей Европе сказочник, обласканный не одной королевской семьей, опубликовал бы историю о том, как простой солдат, молодецкой удалью добывший шальных денег, переселяется в столицу, днями кутит напропалую, по ночам целует принцессу, а когда приходит время отвечать за свои безобразия, узурпирует власть. Такой традиционно фольклорный сюжет скорее подошел бы для какого-нибудь «О бедном гусаре замолвите слово» – да ведь это-то произведение появилось на свет в совсем не монархической стране.