Дом на городской окраине - [27]

Полицейский задумался. «Мне принадлежит земельный участок размером в сто семьдесят пять саженей. Значит ли это, что часть неба размером в сто семьдесят пять саженей над моими владениями тоже принадлежит мне?» Но он тут же отбросил эту мысль, рассудив, что от неба никакой пользы не будет.

— Вы сказали, пан учитель, — заговорил он, — что человека охватывает трепет от сознания своей ничтожности. Да… Но это как посмотреть. Кто-то ничтожен, а кто-то и нет. Я тоже был ничтожным.

Как вспомню о своих юных годах… Отец каменщик, детей полна горница. Меня отдали в ученье к резчику — никчемное ремесло, никакого от него проку. Я не мог найти работу и хватался за что попало. Работал на землечерпалке и нанимался в артели. Так и перебивался кое-как. Ну, а потом приспело время идти в армию. В армии я хорошо все схватывал, держал себя исправно, а потому и по службе продвигался. Отслужил без единого взыскания и без единой помарки в кондуите. Выдали мне бумагу, благодаря ей я и получил место в полиции.

Глава четырнадцатая

1

— Звезда упала, — мечтательно прошептала жена полицейского.

— Надо загадать желание, — сказала пани Сырова.

— Это всего навсего примета, — назидательно произнес пан учитель, — а ведь по сути это гибель одного из отдаленных миров…

— Когда я еще только начинал в полиции, — продолжил свой рассказ полицейский, — мне хотелось отличиться, поймать убийцу. Знаете, молодые люди всегда усердствуют. И однажды произошел такой случай. Стою я на своем посту и смотрю в оба. Подбегает какой-то мужчина, перепуган до смерти. «У трех маленьких трубочистов», говорит, человека убили.

Со всех ног бегу следом за ним. Сами понимаете, это было как раз то, что мне надо. Влетаю в трактир. За столом сидит компания господ. Завидели меня и давай гоготать. — Где убитый? — спрашиваю. А они заливаются. Один, говорят, уже мертвецки пьян. Вижу, что меня разыграли. Но обижаться я не мог, потому как они меня накормили и напоили, да так, что я не мог…

Полицейский полез в карман жилета, вытащил окурок и закурил.

Выпустив клуб дыма, он вновь погрузился в воспоминания.

— Чего только не случалось во время дежурства. Раз как-то патрулирую я на Малой Стране, комиссариат прикрепил меня к этому району. Подходит ко мне пан Бем, он тогда арендовал винный ресторан «Под ключом». У меня, говорит, сидит человек, думаю, это Сладечек. Прошу вас, заберите его, я не хочу с ним связываться. Претензий к нему у меня нет, пусть только уберется из моего заведения…

В те времена Сладечек был знаменитым вором, его коньком была кража зимних пальто. Я говорю ресторатору: «Моментик». Он мне: «Только, пожалуйста, без эксцессов. Репутация моего заведения должна быть безупречной. Мои посетители сплошь уважаемые люди, чиновники из магистрата. Им трудно будет примириться с тем, что ко мне заходит Сладечек». «Я говорю: „Не извольте беспокоиться“».

Вхожу в зал. Хозяин наливает мне бокал вина. Я приглядываюсь и вроде как не гляжу. Разрази меня гром, если это не Сладечек! Я дождался, пока он вышел в коридор. Там я подошел к нему и говорю: «Вы Сладечек!»

«Какой Сладечек? Не знаю никакого Сладечека».

«Ладно. Пройдемте со мной».

Я надел на него наручники, потому как знал, на что Сладечек способен.

Дорогой он мне говорит: «Вы единственный, кто доставит меня в участок. До сих пор ни один фараон со Сладечеком не совладал…»

Пан комиссар, который его допрашивал, задал ему вопрос: «Признайся, Сладечек, сколько в своей жизни ты стибрил зимних пальто?» «Думаю, поболе трех тысяч», ответил Сладечек гордо. Он умер потом в Картезианской тюрьме от чахотки.

2

— Да… — вздохнул полицейский, — чего только не бывало в моей жизни. Да и в полиции поначалу было не сладко. Полегчало, когда начальство приметило, что физической силы мне не занимать. Тогда в полиции как раз организовывали спортивный клуб. Я вступил в него и получил множество призов на соревнованиях по тяжелой атлетике. Потом я это бросил. Понял: тут мне ничего не светит. Я состязаюсь, а другие за это получают похвалы и поощрения. Нет, голубчики, так дело не пойдет. Все тренировки, да тренировки… ну вас к лешему! Но кое-какая польза от этого все же была. Меня перевели на телеграф. А это, само собой, служба полегче и поспокойнее, чем ловить воров да разгонять демонстрантов.

Я всегда стремился к тому, чтобы не топтаться на месте, а как-то продвигаться. Говорят, фараон… Да, фараон. А вот пусть теперь поглядят, чего я достиг. Я и с господами могу разговаривать на равных. Потому как я — домовладелец.

Он поднялся и, широко расставив ноги, окинул своих жильцов начальственным взглядом. Он прикидывал, что бы ему еще такое сказать, дабы утвердить свой престиж.

Потом он произнес: — Было время, когда я мог за один присест выпить двадцать пять кружек пива.

— Да ну? — поразился трафикант, — двадцать пять кружек! Вот это да!

— Теперь, конечно, уже не то… Нужна экономия, приходится отказывать себе….

— А-а-а, — зевнул чиновник. — В сон клонит. Подошло мое время.

— Поговорили, теперь пора и на боковую, — сказала пани Сырова.

Собеседники разошлись. Остались лишь трафикант и полицейский.

— Пан домовладелец, — вкрадчиво произнес трафикант, — не зайдете ли к нам? Перекинемся в картишки… Жена заварит чаю с ромом…