Дом на берегу - [29]
Они молчали, утомленные разговором. Все было тихо, и только ветер долетал в эту комнату на берегу озера. В углу лежала пробка от вина. Бутылка была пуста. Денисову вдруг стало стыдно сказанных сгоряча слов. Даже эта чужая комната показалась ему милее и на минуту захотелось действительно бросить все и зажить, как Кленов.
— Положите меня спать, — примирительно сказал он. — Я пошутил…
Наутро Кленов встал с мыслью о том, что хорошо бы сейчас пойти в мастерскую поработать. Но, вспомнив о госте и тягостной нужде праздновать день рождения, понял, что поработать сегодня не удастся. Жена уже тихо гремела посудой, затевая угощение. Он вздохнул и пошел за дровами для печки.
Все изменилось на улице в эту ночь. Ветер стих, медленно падали хлопья снега, и неожиданная чистота, земли до боли резала глаза. Кленов стоял на крыльце и, забыв, зачем вышел, смутно, без всякой причины волновался. Над городом и озером висела тишина. Что-то все-таки было непонятно прекрасно в этом мире.
В нем появилось и защемило желание махнуть на все, прийти к себе в мастерскую и написать этот день. Беспокойство о жене, неприятный гость, ночной разговор — все показалось ему чепухой перед тем, что владело им сейчас.
Он быстро вышел на улицу и пошел в мастерскую, думая только о том, чтобы не расплескать теперешнее свое настроение и поскорее сесть писать.
Весь день он был как в лихорадке. Не ел, не пил, только менял белила, курил и работал. Было холодно, коченела рука, но не хотелось отрываться, топить печь. Он будто заболел — разбеспокоился, разволновался. Словно сделать эту работу — и все сразу устроится, образуется, все станет хорошо.
Когда были положены последние мазки и Кленов, отвернувшись, сел в стороне покурить, он подумал: наверное, если поработать, из этого наброска можно что-нибудь сделать. Повесить бы его в хорошем зале.
Кленов долго сидел в мастерской, потом вспомнил о жене, о госте, о своем дне рождения и заторопился домой. Счастливый и опустошенный, он шел по бело-голубым улицам — не шел, а просто пританцовывал, даже попытался что-то спеть…
Чертовски хорошо было ему в этот день.
СНЕГ ЗА ОКНОМ
— Ну вот… Вот и лето прошло.
За окнами на воду медленно падал снег. Белые хлопья садились на стекла, таяли, бесшумно стекали вниз. Теплоход шел по серому молчаливому озеру. Время от времени ударяла волна, на палубе начинали возиться мокрые, замерзшие чайки, а здесь, в каюте, было тепло, как дома. Вздрагивал мотор, где-то наверху, в крошечной рубке, скрипел штурвал, за которым сидел маленький хмурый капитан, и снова устанавливалась тишина.
Теплоход был почти совсем пустой. Внизу в полутьме пустовали пыльные дерматиновые диваны. Пусто было на корме, на палубе — везде, где летом толпится народ. В носовой каюте ехало четыре женщины — молодая с ребенком и три постарше, с узелками и котомками. Все смотрели за окно — на снег, на озеро.
— Прошло лето, — повторила одна из женщин. — Хватит, погрелись.
Пожилые вздохнули и завели разговор про грибы.
— В Ломах нынче белых было — косой коси, — сказала светловолосая женщина в мокром мужском дождевике. — У нас старухи на весь год запаслись. Городских только много ездит, никакого покоя.
— Долго тепло — вот и грибы, — поддержала загорелая, обветренная пассажирка в ватнике, сидевшая возле другого окна. — У нас в лесничестве и сейчас рыжики стоят. Муж у меня лесником в Заплавье, Мосягин Степан…
Помолчали. Снова посмотрели на снег.
— А ты чья будешь, в Ломах-то? — спросила старуха в черном платке, с властным подбородком и тяжелыми морщинистыми руками.
— Да я не из Ломов. Из Веретья. Ивана Трифонова жена.
— То-то я смотрю. Трифоновы-то нам родня. А я из Городца. Никифорова Дарья. Может, слыхала?
Мало-помалу выяснилось, что, поискать, у всех трех на озере найдутся какие-нибудь общие тетки, дядья, племянники или племянницы. Стали перебирать родственников, вспоминать, кто и как живет.
— Значит, Иван теперь плотником, — допытывалась властная старуха. — А ты кем — на ферме, что ли?
— На ферме…
— Небось, новый дом построили?
— Построили.
— Стало быть, богато живете. Ну и ладно. А как Михаил с Татьяной?
Старуха долго расспрашивала веретьевскую доярку, потом распустила платок, повернулась в другую сторону и принялась за жену лесника.
В общем разговоре не участвовала только женщина с ребенком. Она сидела в стороне, прижимала к груди голубое одеяло, перевязанное лентой, и робко, волнуясь, смотрела в его глубину. За все время она ни разу не подняла глаз, не видела и не слышала ничего вокруг. Ее молоденькое девичье лицо светилось теплым, тихим и безмятежным светом.
— Сколько же тебе лет, девочка? — прервав разговор про родню, вдруг спросила старуха.
Молодая мать впервые подняла голосу и улыбнулась:
— Восемнадцать…
— Куда же ты едешь? В такую-то погоду?
— Домой, в Сосницы. Вот только из роддома.
Она слегка зарумянилась и снова стала смотреть в глубину одеяла. Боялась, как бы не разбудить… Но малыш, видимо, крепко спал.
— Мальчик или девочка? — ласково спросила доярка в дождевике.
— Мальчик… — всем существом молодая мать почувствовала тепло своего маленького сына. — Спит.
Антарктика и Москва, китобойная флотилия и городская больница — место действия; пилот вертолета и врач — главные герои романа. Автор показывает своих героев в часы и дни высочайшего духовного напряжения, драматических событий, сложных жизненных ситуаций — это те «звездные часы» в жизни, когда обстоятельства требуют проявления лучших человеческих качеств.
Зафесов Геннадий Рамазанович родился в 1936 году в ауле Кошехабль Кошехабльского района Адыгейской автономной области. Окончил юридический факультет МГУ. Работал по специальности. Был на комсомольской работе. Учился в аспирантуре Института мировой экономики и международных отношений АН СССР. Кандидат экономических наук В 1965 году пришел в «Правду». С 1968 по 1976 год был собственным корреспондентом в Республике Куба и странах Центральной Америки. С 1978 по 1986 год — собственный корреспондент «Правды» в Италии.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.
Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.