Дом на берегу - [31]
Дом егеря в Верхних Котицах стоит на краю деревни, на высоком угоре, с которого видны озеро, лес, белые березовые островки посреди распаханных полей. В теплую погоду, сидя на скамейке у дома, можно услышать пение тетеревов, увидеть пролетающих над крышей уток, журавлей, вальдшнепов.
Вечером накануне открытия весенней охоты мы с Дмитрием Дмитричем пошли посмотреть где что… Тетеревиный ток, припасенный на этот раз егерем, оказался небольшим кочковатым болотцем на берегу озера. С трех сторон его окружал молодой плотный березник, с четвертой прямо к кочкам подступала высокая полая вода. Место было сырое, я, признаться, такие тока не люблю, но егерь уверял, что тут, на Воробинском болоте, обязательно будут тетерева. Мы наломали веток, сделали низенькую круглую шалашку посреди болотца — вроде елового подроста под березой, прошли дальше в лес и сели ждать вальдшнепов. На краю неба потухал закат. Сухая, чистая, правильная поляна у лесной дороги — теперь пустое место, а прежде, видимо, чья-то усадьба или поле — видела какую-то другую, давнюю жизнь и оттого казалась особенно тихой и таинственной.
— Жил тут такой Будай. Давно. Хутор у него был. Темное дело. В общем, боялись мимо него ездить. Вон тут есть один мосточек. Называется Луканин мост. На этом мосту, ночью, Будай, говорят, убил такого Луканю. Безменом по голове. Других тоже останавливал. Так, от стариков, про эту полянку и идет: Будай, на Будае… Тихо…
Мы прислушались и в наступившей тишине где-то за лесом услышали приближающееся хорканье вальдшнепа. «Ису… ису…» — просвистело над верхушками ближайших берез. Через поляну, словно бросаясь грудью через пропасть, медленно протянул вальдшнеп.
Мы посидели на Будае и уже в сумерках пошли домой. На другом берегу, в Рогоже, лаяли собаки, зажигались огни. Там жили два сына Новикова — два молодых парня, которые только недавно женились, получили квартиры и вылетели из родительского гнезда.
— Беда у меня, — вздохнул Дмитрий Дмитрич. — Колю в милицию забрали. Отсиживает пятнадцать суток. Позор…
Дома у егеря ярко горел свет, кипел самовар. Мы сели за стол. Хозяйка молча поставила перед нами ужин, молча продолжала собирать какие-то вещи. Ей явно было не до нас. На ее красивом круглом лице, в больших испуганных глазах застыли боль и тревога.
— Ну что, батька, поедешь завтра к нему? — после долгого молчания, словно продолжая прежний разговор, негромко спросила она.
— Я сказал — не поеду. Хошь сердись, хошь что. Заслужил — получай…
— Да не виноват он! Не виноват! Это все она… — горячо вступилась мать.
— Эх, сынки, сынки, — грустно сказал егерь. — Коля с женой не ладит. У Мити дочка померла. Я, Сонюшка, раньше думал: вырастут ребята — кончатся наши с тобой заботы. А они, заботы, только начинаются. Поезжай, я дома останусь. Может, завтра Митя на охоту приедет…
Мы подвинулись поближе к самовару и занялись своими разговорами. Дмитрий Дмитрич умеет с юмором, в лицах представлять сцены из жизни глухарей, уток, вальдшнепов, увлекается и наконец начинает изображать за столом целый тетеревиный ток.
— Ну вот, утром, еще затемно, токовик прилетает на ток. Выберет сопочку, послушает, нет ли для него какой неприятности. Этак помолчит и начнет: «Гур-гур. Гур-гур…» Посидит на этой сопочке, перейдет на другую: «Гур-гур. Гур-гур…» Пройдет сколько-нибудь времени. Слышно: другой, третий. С шумом так садятся. И все начинают: «Гур-гур. Гур-гур…» Потом откуда ни возьмись тетерка: «Га-га-га-га…» Похоже, как собака лает. Тоже садится на ток. Тут у всех у них сразу получается такой азарт! Расправляют свои хвосты и начинают ходить меж сопок, как павлины. Надо друг с другом драться. А она не обращает ни на кого внимания, вроде как кормится…
Как всегда, в этот вечер накануне охоты строятся прекрасные планы, собираются богатые трофеи, и, насытившись охотой, мы говорим обо всем на свете. В конце концов, без этого не обойтись, будет в нашем разговоре и один рассказ о войне…
— Помоги мне найти моего друга. Лешу Позднякова, — говорит Дмитрий Дмитрич. — Я хочу с ним встретиться, выпить в День Победы.
Егерь закуривает, волнуется и швыряет в угол обожженную спичку.
— В сорок первом, летом, нас пошло отсюда не счесть! Вернулось из тех ребят несколько человек. Так и не знаю, жив Леша или нет. Он меня от смерти спас…
Было это под Москвой. Есть там такая деревня Чернево в Волоколамском районе. У этой деревни нас оставалось двадцать человек из всего батальона. Спали на снегу, у костров, при тридцатиградусных январских морозах. Я теперь смотрю иногда в кино: какие все чистенькие… А мы были все в дыму, в саже, в обожженных шинелях, шапках, онучах.
Однажды перед утром мы пошли в наступление. Кто полз по снегу. Кто шел во весь рост. Сыпались мины. Со всех сторон били пулеметы. Видно было только, что наступление идет широким фронтом. А впереди такая маленькая деревенька, вроде нашей. Уже недалеко.
И тут — секунда. Будто меня чем-то ударили по ноге. Сел. Не слышу еще ни боли, ничего, чувствую только, что в сапоге стало горячо. Встаю. Смотрю: наших осталось уже человек двенадцать. Куда я буду отставать? Впереди навстречу бегут немцы. Я беру винтовку, думаю: ну, кого-нибудь все-таки я еще убью. Прицеливаюсь, вижу, как над мушкой прыгает чье-то лицо. Что со мной случилось в эту минуту? Смотрю, на снегу лежит моя винтовка, ложе переломлено. Кто-то толкает в спину. В глазах стало желто. Ну, вот и все. Смерть. И сразу тут почему-то подумал, что вот я еще ничего не видел, ни с одной девушкой еще не гулял, ни одного письма никому не написал. Вспомнил мать, как она меня провожала, шла через Рудинский мост, несла в руках тапочки. Хватил воздуха, чувствую: нет, еще живу. Сделал шаг, а меня шатает как пьяного. Смотрю: впереди деревня горит, все тридцать домов. Это у немцев был обычай. Как отступать — бидон с керосином и сжигать все дома. Наши идут, кричат «ура». Все в порядке. Я повернулся и пошел назад. Иду, а сил совсем нет. Вижу, сидит солдат на снегу, возле него санитар, лицо перевязывает. Обернулся этот санитар ко мне: «Митя!» Я говорю: «Леша!» — «Что у тебя?» — «Да вот…»
Антарктика и Москва, китобойная флотилия и городская больница — место действия; пилот вертолета и врач — главные герои романа. Автор показывает своих героев в часы и дни высочайшего духовного напряжения, драматических событий, сложных жизненных ситуаций — это те «звездные часы» в жизни, когда обстоятельства требуют проявления лучших человеческих качеств.
Зафесов Геннадий Рамазанович родился в 1936 году в ауле Кошехабль Кошехабльского района Адыгейской автономной области. Окончил юридический факультет МГУ. Работал по специальности. Был на комсомольской работе. Учился в аспирантуре Института мировой экономики и международных отношений АН СССР. Кандидат экономических наук В 1965 году пришел в «Правду». С 1968 по 1976 год был собственным корреспондентом в Республике Куба и странах Центральной Америки. С 1978 по 1986 год — собственный корреспондент «Правды» в Италии.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.
Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.