Дом коммуны - [21]

Назавтра строители пригнали бульдозер, начали ровнять площадку и выкорчевывать высокий пень. Позже, посетив выкопанный котлован, я заметил, что здесь работы не ведутся. Отчего, что случилась? Сторож объяснил: «Как только начали выкорчевывать экскаватором пень, ковш сразу зачерпнул столько костей, что все ужаснулись!.. Где те кости? А увезли куда-то, мне не доложили. Сказали только: стой тут и никого не подпускай. Вот и стою». Не тех ли повешенных эти кости? Я представил ту жуткую картину, и по спине пробежал озноб: страшно! Наверно, здесь, под деревом, они и копали для себя могилу. Вот, оказывается, какую тайну хранил израненный, обезображенный дуб. Почему-то сразу вспомнился Пушкин: «... У лукоморья дуб зеленый; златая цепь на дубе том; и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом».

Но это же — не сказка... Это жуткая правда войны, и у нее совсем другие летописцы, в том числе и это дерево — дуб.

Дуб стоял на взгорке между двух яров. Здание телецентра возвели после войны, срезали площадку меж тех двух яров, а сам пригорок остался нетронутым. Дуб в мирные дни ожил, зазеленел, возможно, потому, что люди, которые навечно уснули около его корней, вселили в него свои жизненные силы, и может быть, листочки, проклюнувшиеся на дереве, смотрели на белый свет глазами тех бедных людей?

На противоположном берегу оврага — там, где сейчас цирк, находилась площадка, на которой удерживались пленные советские воины. Немцы, чтобы сломить их волю, демонстрировали принародно перед пленными свою звериную сущность — вешали на дубе коммунистов и офицеров, которых, надо полагать, выдавали предатели, находившиеся среди пленных.

Такая вот судьба у этих людей: мало, что погибли в ужасных, нечеловеческих страданиях, так и кости их не нашли покоя...

Прошло время, для строительных нужд необходимо было проложить кабель, и рабочие, копая, обнаружили в земле угол какого-то кирпичного строения, толщина стен — полтора метра. Были найдены остатки сгоревших предметов интерьера — немецкий рояль (как оценил специалист, преподаватель музыки: весьма редкой работы), медицинские весы, кровать с двойными пружинами (по тому времени — очень мягкая), кровать обычная, с металлической сеткой, шамотный камень с выработанным углублением от плавки, телефон 28-го года с надписью: «Сормовский завод имени тов. Ленина». Все это наводило на мысль: за такими стенами, да еще в углу, можно было надежно спрятаться от бомбежек. Да и мебель мягкая — не для военной обстановки, весы, шамотный камень... Скорее всего, дело было так... И я постепенно начал подкреплять свои догадки фактами. Шамотный камень с выработкой — это от расплавленных золотых зубов и коронок, вырванных у военнопленных, и не только, наверно, у них... Рояль — это именно та вещь, которая служила извергу. Возможно, после казни узников, он слушал классическую музыку. Наверное, Вагнера, Баха, Верди... И других. Композиторы не виноваты, что их музыку слушают и изверги.

Весы — чтобы взвешивать золото с педантичной немецкой точностью для отчета.

Кровать мягкая — чтобы хорошо выспаться, кровать твердая — для наложниц, или, может, для любовниц; хотя любовницы — это все же женщины, вступающие в связь добровольно...

Телефон — партийный, заметьте, для того, чтобы вызывать из концлагеря коммунистов по их же партийному телефону — с именем Ленина.

Видимо, здесь находились апартаменты начальника концлагеря и службы охраны. Надо полагать, что поскольку золотые коронки плавил лично начальник охраны лагеря (абверкоманды), никому этого не доверяя, то он сам и выбивал табурет из-под ног своих жертв...

По национальности он был немец, с классическим музыкальным образованием, имел свой дом в Германии, и оттуда ему прислали мебель для кабинета (жилая комната). Восьмидесятилетний, он приехал, я почему-то верю в это, в первые годы перестройки, если, конечно, дожил до такого времени, в наш город под видом сытого и ухоженного туриста, возможно, заходил и на телевидение. Не забывайте: убийц всегда тянет на место своих преступлений. Возможно, тот кровавый турист побывал и в горисполкоме с просьбой перезахоронить на родине останки с немецких и итальянских могил, что в парке Паскевича. И это ему, извергу, мы отдали — возможно, да-да! — кости эсэсовцев, которые уничтожили сто тысяч человек в Гомельским концлагере. И даже были венки от председателя горисполкома Димитрадзе. Однако нашлись люди, которые посоветовали венки убрать, что и сделали: утром венков не увидели, ночью их куда-то выбросили. Подальше от позора, подальше!.. Как бы там ни было, но где цветы для тех, кто ежился от страха и боли в предсмертных конвульсиях на виселице, что была сооружена на том несчастном дубе? Где цветы? От нас, от всех нас?!..

И вот такая судьба: кости извергов увезли на родину, а кости их жертв внук отвез на свалку.

Точку ставить рано. Казалось бы, история с дубом, костями и откопанной жилой комнатой закончилась, как вдруг... Но обо всем по порядку. Когда сверлили землю под сваи нового здания, неожиданно на глубине пяти метров бур упал на глубину восемь метров. Все понятно: внизу была пустота. Откуда в овраге пустота? Овраг, конечно же, был засыпан. Однако весьма возможно, что немцы согнали в него многие тысячи человек, расстреляли их и засыпали землей. Глубина могильника, полагая по шурфу, — три метра. Каким образом немцы укладывали тела убитых в могильники, — возможно, кто-то и видел на кадрах кинохроники. Если учесть, что все тридцать свай провалились, то это означает, что овраг был полностью утрамбован телами убитых. Так делали они и в Киеве — использовали овраги. Помните — Бабий Яр? Жечь убитых было негде —кирпичный завод находился далеко от этого места, на улице, которая сегодня носит название Чонгарской дивизии, где детский садик и общежитие летчиков.