Дом Иова. Пьесы для чтения - [4]
Ангел-секретарьнегромко хихикает.
Ищущий (вяло, все еще сопротивляясь): Нет, нет, ты – сон. Сон. К тому же, не из приятных… (Приходя в себя, сердито). Зачем пожаловал?
Михаил: Сейчас объясню.
Ищущий (сердито): Постой!.. Я догадаюсь сам… Минутку.
Михаил: Готов поспорить, промахнешься.
Ищущий: Посмотрим. (Поднявшись с дивана и кутаясь в халат, медленно подходит к Михаилу).
Короткая пауза.
(Негромко, словно сам с собой). Ну, так и есть. Конечно. И что бы мне не догадаться сразу… (Михаилу). Ты здесь затем, чтоб сообщить мне, что Крепкий, наконец, желает меня видеть!.. (Смеется, потирая руки). Что, съел? (На мгновенье смолкает, с торжеством глядя на Михаила, затем, ликуя, идет по сцене).
Короткая пауза, в продолжение которой Михаилмолча делает знак Ангелу-секретарю и тот немедленно подвигает к нему кресло, в которое Михаил не спеша садится.Ангел-секретарь становится у него за спиной.
О, я как чувствовал, что Он скоро вспомнит обо мне, потому что только от одного меня Он может услышать не лесть, а правду!… (Обернувшись к Михаилу, надменно). Слышишь, архистратиг? Это так же верно, как и то, что меня зовут Ищущим.
Михаил: У тебя новое имя?
Ищущий: И неплохое, начальник воинств… Только умоляю тебя, не спрашивай меня о том, что я ищу. Надеюсь, тебе не надо напоминать, что искать всегда следует только одно? Вернее, одну. Ту, чьё имя так сладко, что когда его произносишь, кажется, что вкушаешь райское яблоко.
Короткая пауза.
(Удивлён). Как? Неужели ты не вспомнил? (Кивая в сторону Ангела-секретаря). Тогда, может быть, этот не в меру смешливый юноша?.. Как? Тоже нет? Ай-яй-яй. (Снисходительно). Искать следует Истину, голубчик. Разве есть у нас другая цель?.. Тебе следовало бы это знать, начальник караулов.
Михаил (невозмутимо): Кажется, я уже слышал от тебя нечто подобное лет четыреста назад.
Ищущий: Так чего ж ты тогда медлишь?.. Архистратиг?.. Беги! Спеши! Зови своих пернатых! Пусть выстроят почетный караул и отворят ворота! Пускай трубят во все концы Вселенной, что я еду!.. Я еду! Еду! (Неожиданно осекшись, смолкнув, смотрит на Михаила, негромко). Еду…
Короткая пауза.
(С тоской). Ну? Что ты ждешь?
Михаил: Увы.
Ищущий: Увы?
Михаил: Увы.
Ищущий (сникая): Что? Нет?
Михаил: Увы. Увы. Увы. Всевышний не соизволит принять тебя сегодня.
Ищущий (подавлен): Не соизволит? Опять? (С горечью). Что, даже здесь, во сне?
Михаил: Во всяком случае, не сегодня.
Ищущий: Так может, завтра?.. Завтра? (Почти жалобно). Ну, что же ты молчишь, архистратиг?
Михаил: Завтра?.. Что ж, очень может быть, что завтра… Но, во всяком случае, не прежде, чем я доведу до тебя Его волю.
Ищущий (сердито): Так доводи!.. Доводи. Только прошу тебя. Не пичкай меня больше пустыми обещаниями, как это было в прошлый раз! Не советуй мне набраться терпения и взять в спутники надежду, чтобы было легче дожидаться этого «завтра». (Угрюмо). Почему-то мне в последнее время кажется, что это «завтра» никогда не наступит. Что его вообще не существует. Потому что, рассудив здраво, в Царстве Вечности просто не может быть никакого «завтра», а только это самодовольное «сегодня», которое не имеет ни начала, ни конца…
Михаил хранит молчание. Короткая пауза.
(Прервав себя, холодно). Я тебя слушаю, начальник воинств.
Михаил: Тебе велели передать, что готовы принять тебя и выслушать все твои нелепые претензии и безумные проекты. (Повышая голос и не давая Ищущему перебить себя). Да, да, да! Но не прежде, чем будут выполнены некоторые важные условия.
Ищущий (мягко): Тебе так вот и велели передать: «нелепые» и «безумные»?
Михаил: А разве кто-нибудь в этом еще сомневается?
Ангел-секретарьнегромко хихикает.
Ищущий (бросив на Ангела красноречивый взгляд): Очень и очень многие, архистратиг. Поэтому сделай одолжение, пересказывая чужие слова, будь точен, и не уклоняйся от оригинала.
Михаил (пропустив замечание Ищущего мимо ушей): Я повторяю. Тебя, примут, но только при одном условии… Вспомни-ка, знаком тебе человек по имени Иов?
Ищущий (уклончиво): Я знавал немало людей, архистратиг.
Михаил: Я, кажется, спросил тебя об одном.
Ищущий: Только не заговаривай мне зубы, начальник циркуляров. (Раздражённо). Если речь идёт об Иове из земли Уц, то, возможно, я действительно кое-что слышал и о нём, и о его хваленой праведности. Но к моему делу это отношения не имеет.
Михаил: У меня сложилось впечатление, что Всемогущий придерживается другого мнения.
Ищущий сбит с толку. Впрочем, он сразу же берёт себя в руки, склонившись в притворно-смиренном поклоне.
(Выдержав паузу). Он примет и выслушает тебя. Но не прежде, чем ты сумеешь одержать победу над Иовом из земли Уц. Тем самым, о котором ты слышал, и которого называют праведником.
Короткая пауза. Ищущий с недоумением смотрит на Михаила.
Ищущий (тревожно): Как это прикажешь понимать, архистратиг? О какой победе ты говоришь?
Михаил: Возможно, я выразился недостаточно ясно, хотя многие на твоем месте прекрасно бы поняли, о чем идет речь… Что ж, я повторю еще. Условия самые простые. Сломи праведность Иова, и Всемогущий немедленно примет тебя. (Негромко и слегка насмешливо). Другими словами, покажи нам, на что ты способен. Загони его в угол. Пошли ему болезни, голод, отчаянье. Заставь проклинать час своего рождения. Словом, сделай так, чтобы Крепкий отвернулся от него и вычеркнул его имя из Книги жизни. Сдается мне, в этом нет ничего трудного.
"Современная отечественная драматургия предстает особой формой «новой искренности», говорением-внутри-себя-и-только-о-себе; любая метафора оборачивается здесь внутрь, но не вовне субъекта. При всех удачах этого направления, оно очень ограничено. Редчайшее исключение на этом фоне – пьесы Константина Поповского, насыщенные интеллектуальной рефлексией, отсылающие к культурной памяти, построенные на парадоксе и притче, связанные с центральными архетипами мирового наследия". Данила Давыдов, литературовед, редактор, литературный критик.
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.