Дом иллюзий - [2]

Мемуары в основе своей – акт воскрешения. Пишущий воссоздает прошлое, реконструирует диалоги. Выжимает смысл из давно забытых событий. Месит глину воспоминаний и записей, фактов и истолкований, лепит из них единый ком, раскатывает в плоский блин. Манипулирует временем, воскрешает умерших. Помещает себя и других в необходимый контекст.

Вот что я вношу в архив: домашнее насилие среди партнеров с общей гендерной идентичностью вполне возможно и не так уж редко, и оно может выглядеть, например, так. Я говорю в тишину. Я бросаю камень своего рассказа в глубокую расселину, измеряю ее глубину тихим отголоском падения.

Часть I

Эрос вновь меня мучит истомчивый –

Горько-сладостный,

Необоримый змей[8].

Сапфо

Дом иллюзий как не-метафора

Полагаю, о Доме иллюзий слышали все. Ведь он существует на самом деле. Высится неподалеку от леса, на краю лужайки. У него и фундамент есть, хотя слухи, будто в фундаменте погребены мертвецы, почти наверняка ложь. Когда-то с крепкой ветки дерева свисали качели, но теперь болтается лишь одинокая петля. Возможно, вы слышали и рассказы о хозяине дома, но, уверяю вас, это вымысел. Хозяин – не отдельный человек, а весь университет. Целый городок хозяев! Можете себе представить?

Большинство ваших предположений вполне точны. Есть и пол, и стены, и окна, и крыша. Если вы считаете, что в доме две спальни, вы одновременно и правы, и нет. Кто может утверждать, что спален всего две? Любая комната может служить спальней, достаточно поставить кровать. А порой и кровати не нужно, главное, чтобы здесь ночевали. Назначение комнаты придумывает ее обитатель. Его действия важнее замыслов архитектора.

Я затрагиваю этот вопрос потому, что важно помнить: Дом иллюзий материален. Он материален так же, как книга, которую вы держите в руках, а пугает куда меньше, чем она. Стоит мне захотеть, и я дала бы вам адрес, чтобы вы поехали туда, посидели в машине перед Домом иллюзий, попытались вообразить, что происходило внутри. Ездить туда я не советую – но вы можете. Никто вас не остановит.

Дом иллюзий как плутовской роман

До встречи с женщиной из Дома иллюзий я жила в крошечной трехкомнатной квартирке в Айове. Дом был в ужасном состоянии: развалюха для бедноты, собрание эклектичных, кошмарных деталей. Внизу было помещение – мы с соседями именовали его «комнатой убийцы»: кроваво-красные стены, пол и потолок, а в довершение потайной люк и онемевший стационарный телефон. А еще в цокольном этаже располагалась поистине лавкрафтова система отопления, простиравшая длинные щупальца во все концы дома. В сырую погоду парадная дверь набухала, словно подбитый глаз, и не желала открываться. Огромный двор был обрамлен ядовитым плющом, деревьями, подгнившим забором. Посреди чернело кострище.

Я жила с Джоном, Лорой и их котом Токио. Они были парой – бледные и длинноногие экс-жители Флориды, которые вместе учились в каком-то хипповском колледже и приехали в Айову писать дипломы. Воплощение флоридской аффектированности, эксцентричности и – в итоге – единственное, что после Дома иллюзий поможет мне не вовсе разлюбить этот штат.

Лора была похожа на кинозвезду из старых фильмов: эфирное создание, широко распахнутые глаза. Суховатая, высокомерная, с потрясающим чувством юмора, она писала стихи и собиралась получить диплом по библиотечному делу. Она и правда казалась настоящим библиотекарем, мудрым проводником общественного знания, который укажет тебе путь, куда бы ты ни шел. А Джон выглядел как помесь рокера с нашедшим Бога профессором не от мира сего. Он закручивал кимчхи и кислую капусту в огромных банках и выставлял их на кухонном столе, следя за ними, как безумный ботаник; однажды он битый час пересказывал мне сюжет романа «Наоборот»[9] во всех подробностях, включая его любимый эпизод, в котором эксцентричный и злобный антигерой инкрустирует панцирь черепахи драгоценными камнями и несчастное создание, «не в силах нести на себе вес этой ослепительной роскоши», умирает под ее бременем. При первой встрече Джон сказал мне:

– Хочешь посмотреть мою татуировку?

Я ответила:

– Да.

Тогда он сказал:

– Ладно, будет похоже, будто я показываю тебе член, но на самом деле нет, честное слово.

Он высоко задрал штанину шорт, и почти в самом паху обнаружилась сделанная без машинки татуировка перевернутой церкви.

– Это перевернутая церковь? – спросила я.

Он улыбнулся и пошевелил бровями – не похотливо, но с искренним лукавством – и уточнил:

– Это как посмотреть.

Однажды, когда Лора вышла из их комнаты в обрезанных джинсах и лифчике от купальника, Джон поглядел на нее с подлинной, незамутненной любовью и произнес:

– Ох, девонька, я бы вырыл тебе яму для водопоя.

Как полагается герою плутовского романа, достигнув совершеннолетия, я пустилась скакать из города в город, всюду обретая родственные души, большую группу опекунов, заботившихся обо мне (нежные опекуны, сердечные опекуны). Аманда, подруга из колледжа, с которой я делила кров до двадцати двух лет, – ее острый, логический ум, ровный нрав и спокойный юмор сопутствовали моему превращению из запутавшегося подростка в запутавшуюся, не вполне взрослую женщину. Анна из команды регби, красящая волосы в розовый цвет, первая вегетарианка и лесбиянка среди моих знакомых, которая способствовала моему каминг-ауту, словно благосклонная ЛГБТ-богиня. Лесли, после первого ужасного разрыва утешавшая меня сыром бри, двухдолларовым вином и общением с ее любимцами: плотно сбитая коричневая питбульша Молли облизывала мне лицо, когда я в очередной раз впадала в истерику. Все, кто читал и комментировал мой Живой Журнал, который я прилежно вела с пятнадцати до двадцати пяти лет, выворачивая кишки наизнанку перед пестрым сбродом поэтов, квиров, чудиков, программистов, фанатов компьютерных ролевиков и авторов фанфиков.