Дом, где взрываются сердца - [28]

— Минуту, — Ротшаль отправился на кухню, появился оттуда с запотевшей бутылкой белого вина. — Не против?

— Конечно, не против, — сказала Элла.

Хозяин вновь удалился на кухню. Валдаев присел на мягкий, затертый стул. Элла устроилась в кресле.

— Дядя терпеть не может, когда ему помогают по дому, так что пусть сам накрывает стол, — она схватила пульт дистанционного управления. — Ну-ка, чем забавляется мой дядюшка, — с этими словами она нажала на кнопку. И чуть не подпрыгнула на месте, когда комнату огласил собачий лай и чье-то улюлюканье.

На экране за зайцем мчались собаки. Изящные, неземные создания — гончие. Маленький серый комок несся вперед. Он был жертвой. Что было у него на уме? Знал ли, что ему не уйти? Понимал ли, что судьба его решена?

— Ну вот, она уже забавляется, — улыбнулся Ротшаль, заходя в комнату. Он поставил на стол салатницу с неизменным московским блюдом — салатом оливье.

— Бедное животное! И ты наслаждаешься этим? — возмущенно воскликнула Элла.

— Наслаждение — сказано громко, — Ротшаль взял у Эллы пульт, включил медленный просмотр. Теперь собаки жили в другом времени. И от этого их движения стали куда более совершенными. — Но это красиво, — он обернулся к Валдаеву. — Вы не увлекаетесь охотой?

— Нет.

— Тоже, как Элле, жалко беззащитных животных?

— Что-то вроде того.

— Напрасно. Никто не хочет понять, что отношения охотника и жертвы лишены морали. Они — выражение борьбы за существование. Побеждает совершеннейший.

— Да, животные борются за существование, — горячо произнесла Элла. — А охотник просто развлекается.

— Нет, это не просто развлечение. Тут нечто гораздо большее. Это внутренняя потребность охотника. Отражение некоего общего закона, — Ротшаль задумался. — Впрочем, это долгий разговор.

Валдаев кинул взор на экран. Там дали увеличение бегущего зайца. И вдруг журналист представил себя на его месте. Надо рваться вперед, чтобы выжить. Но нет ни сил, ни возможности. А сзади — они. Преследователи… Чур меня!

Хозяин опять занялся сервировкой. Через пару минут на столе стояли тарелки с ветчиной, осетринкой, вазочка с икрой.

— Горячего не будет, — развел руками Ротшаль.

— Мы сюда не есть пришли. Мы пришли поглядеть, как поживает научная интеллигенция, — Элла пересела из кресла на стул. И тут же начала сооружать бутерброд с икрой.

— На, — она положила его перед Валдаевым. — Он у нас стеснительный, — с усмешкой пояснила она дяде. Тот понимающе кивнул. А Валдаев ощутил, что краснеет.

Ротшаль разлил по бокалам вино.

— Плохо говорю тосты, — произнес он. — Спасибо за то, что посетили меня в моей берлоге. За встречу?

— За встречу, — Элла чокнулась с ним, потом с Валдаевым.

Валдаев прикрыл глаза и маленькими глотками выпил вино. Оно было вкусным и быстро туманило голову.

— Изумительно, — Элла поставила опустевший бокал. — Где купил?

— Прислал коллега из Франции, — пояснил Ротшаль.

— Значит, «Геном человека» — дело денежное, — заключила Элла.

— Где как, — покачал головой профессор. — У нас — так не очень.

— Мой дядюшка — один из ведущих специалистов по международной программе «Геном человека», — пояснила Элла. — Знаешь, что это такое?

— Примерно представляю.

— Цель программы — расшифровать ДНК человека. Читать хомо сапиенса как книгу, — Элла взяла инициативу в свои руки и разлила вино по бокалам.

— Только в этой книге слишком много страниц, — улыбнулся Ротшаль. — И мы только нащупываем, на каком языке она написана. Ну что, твой тост, Элла…

Так потихоньку они уговорили одну бутылку и взялись за другую.

Валдаев не слишком любил ходить по гостям. Ощущал неловкость. Ему не нравилось напрягаться и казаться чем-то большим, чем есть на самом деле. Не так часто он встречал людей, с которыми ощущал себя свободно. Так вот тут был как раз такой случай. Хозяин квартиры излучал обаяние и доброжелательность. Он острил и незло подтрунивал над окружающими. За вечер прошлись по многим темам. Единственно, речь у Ротшаля была литературна, текла плавно, что слегка утомляло. Местами он был нудноват, когда ступал на тропинку пространных рассуждений. Но эти недостатки нередко встречаются у ученого люда.

— Нужно, чтобы Валерий написал о тебе статью, — сказала Элла, грустно глядя в опустевший бокал.

— Я не против, — с готовностью произнес Валдаев. Ему хотелось сделать приятное этому человеку, как-то отплатить за доброе расположение.

— Нет, — Ротшаль вдруг посерьезнел. — Ни в коем случае.

— Дяде чужда мирская слава, — засмеялась Элла.

— Ты сама знаешь, что дело не в этом.

Повисло неловкое молчание.

— Да нет, ничего особенного здесь нет, — нарушил его Ротшаль. — Просто я человек суеверный. Предпочитаю не особенно распространяться в средствах массовой информации по моей тематике.

— Почему? — заинтересовался Валдаев.

— Сложно все это… У любого ученого иногда возникает ощущение, что он переступает через грань дозволенного. И за ней уже не его епархия.

— А чья?

— Высших сил.

— Бога, что ли?

— Скорее, Сатаны. Мы вторглись в запретное. И многие получают по голове.

— Что вы имеете в виду?

— В последнее время слишком много смертей вокруг тех, кто занимается этой проблематикой.

— Что, заговор? — журналистское естество Валдаева все взыграло.