Дом духов - [154]

У дедушки возникла мысль написать для нас эту историю.

— Так ты сможешь сохранить свои корни, если когда-нибудь вынуждена будешь уехать отсюда, доченька, — сказал он.

Мы извлекли из забытых и тайных углов старые альбомы и теперь передо мною, на столе моей бабушки, груды фотографий: прекрасная Роза рядом с выцветшими качелями, моя мать и Педро Терсеро Гарсиа в возрасте четырех лет, они кормят кукурузой кур во дворе Лас Трес Мариас, мой дедушка в молодости, когда рост его равнялся метру восьмидесяти сантиметрам, неоспоримое доказательство того, что исполнилось проклятие Ферулы, и тело его уменьшилось в той же мере, что и душа, мои дядюшки Хайме и Николас, один огромный, меланхоличный и ранимый, а другой худощавый и изящный, легкий и улыбающийся, тут же портреты Нянюшки и прадедушки и прабабушки дель Валье, до того как они погибли в автомобильной катастрофе, — словом, все, кроме благородного Жана де Сатини, о котором не осталось ни одного свидетельства, так что я даже стала сомневаться в его существовании.

Я начала писать с помощью дедушки, память которого сохранилась твердой до последнего момента его девяностолетней жизни. Своей рукой он написал несколько страниц и когда решил, что рассказал все, улегся на кровать Клары. Я уселась рядом с ним, и смерть не замедлила подойти, неожиданно и тихо, когда он уснул. Может быть, ему снилось, что это его жена гладит руку и целует его в лоб, потому что в последние дни она не покидала его ни на мгновение, следовала за ним по дому, следила за ним из-за плеча, когда он читал в библиотеке, и ложилась рядом по ночам, своею прекрасной головой, увенчанной кудрями, опираясь о его плечо. Сперва она пребывала в таинственном ореоле, но по мере того как дедушка избавлялся навсегда от гнева и ярости, которые мучили его в течение всей жизни, она стала казаться такой, какой была в их лучшие времена, смеющаяся во весь рот, с полным рядом зубов, вызывающая переполох среди призраков своим стремительным полетом. Она тоже помогла нам писать и благодаря ее присутствию Эстебан Труэба смог умереть счастливым, шепча ее имя: Клара, светлая, светлейшая, ясновидящая.

В собачьей будке я мысленно пообещала, что однажды отомщу полковнику Гарсиа и всем, кто принес мне столько страданий. Но сейчас я начинаю сомневаться в своей ненависти. За несколько недель, с тех пор как я нахожусь дома, мне стало казаться, что я обманывалась, утратила четкие контуры истины. Я полагаю, что все, что произошло, не случайно, что это соответствует судьбе, начертанной еще до моего рождения, и Эстебан Гарсиа всего лишь часть этого рисунка. Это грубый, искривленный набросок, но ни один штрих не лишен смысла. В тот день, когда мой дедушка опрокинул среди прибрежных кустарников Панчу Гарсиа — бабушку Эстебана Гарсиа, — он добавил еще одно звено к цепи событий, которые должны были произойти. Внук обесчещенной женщины повторил то же самое с внучкой насильника, а через сорок лет, быть может, мой внук среди прибрежных зарослей овладеет его внучкой, и, таким образом, в грядущих веках, станет бесконечно повторяться история боли, крови и любви. В собачьей будке у меня появилась мысль, будто я составляю кроссворд, где каждая клетка имеет точное местоположение. Разместить их все вместе сперва казалось трудно, но я была уверена, что, если я это сделаю, то придам смысл каждой клетке и результат будет гармоничным. Каждая имеет право на существование, включая полковника Гарсиа. В какие-то мгновения мне чудится, что я уже многое пережила раньше и что я написала те же самые слова, но я понимаю, что это не я, а другая женщина сделала эти заметки в своих тетрадях, чтобы я воспользовалась ими. Я пишу, как писала она, ведь память недолговечна, а жизненный путь короток, и все происходит так быстро, что мы не успеваем увидеть связь между событиями, не можем отличить следствие от поступков, верим в вымысел, называемый временем, в настоящее, прошлое и будущее, но, может быть, все случается одновременно, как говорили три сестры Мора, обладавшие способностью различать в пространстве души всех эпох. Моя бабушка Клара вела свои заметки, чтобы видеть вещи в их истинном измерении и чтобы посмеяться над скудеющей памятью. И теперь я пытаюсь найти в себе ненависть и не могу ее отыскать. Чувствую, что она угасает, по мере того как я объясняю себе существование полковника Гарсиа и ему подобных, понимаю своего дедушку и вижу цепь событий благодаря тетрадям Клары, письмам моей матери, бухгалтерским книгам Лас Трес Мариас и другим документам, которые лежат сейчас у меня под рукой, на бабушкином столе. Мне будет очень трудно отомстить всем, кому дóлжно отомстить, потому что моя месть это не что иное, как оборотная сторона одной медали. Я хочу думать, что моя миссия — не копить ненависть, что мое назначение — это жизнь, а пока я жду возвращения Мигеля, пока хороню своего дедушку, который покоится сейчас рядом со мной в этой комнате, пока я ожидаю, что придут лучшие времена, пока вынашиваю существо, которое зародилось во мне, дочь стольких насилий или, может быть, дочь Мигеля, но в любом случае — моя дочь.