Дом для внука - [18]

Комсомольцев сегодня же надо послать на заготовку яйца у населения, газетчикам дать распоряжение, чтобы начали кампанию за перевыполнение плана. И еще Дом культуры в Березовке. Но в Березовку можно съездить самому и пригласить секретаря обкома. Не каждый день открываются Дома культуры в колхозах.

Баховей отодвинул чашку с остатками кофе, положил салфетку на стол, поднялся:

— Я отправляюсь, Маша.

Жена выбежала навстречу, подала плащ и фуражку. Баховей наклонился, чмокнул ее в щеку и вышел. Старый дворняга Балбеска кинулся к нему из-под крыльца, запрыгал у ног, радостно взвизгивая и норовя лизнуть руку.

— Ну-ну, деятель, вот я тебе! — Баховей потрепал пса за уши, оттолкнул и отправился на службу.

В райкоме все были на своих местах и уже работали. В орготделе инструктор орал кому-то по телефону, из машбюро доносились пулеметные очереди пишущей машинки, завотделом пропаганды сидел у стола дежурного с папкой для доклада.

— Здравствуй, здравствуй, — кивнул Баховей вскочившему завпропагандой. — Все подготовил? Хорошо. — Он строго оглядел вытянувшегося завотделом, открыл дверь своего кабинета. — Позови-ка мне Ручьева.

Просторный кабинет был проветрен, ковровые дорожки чисты, на столе стопка свежих газет и журналов. Хороший Семеныч помощник, следит за порядком. Баховей повесил у входа плащ, закурил папироску и сел за стол просмотреть газеты.

Областная газета давала передовую о районных партконференциях. Правильно, скоро созовем. Недавний актив был пробой, репетицией, сегодня просеем председателей колхозов и секретарей парторганизаций, потом надо подготовить организационные и технические детали. Доклад уже готов, содокладчиком выступит третий секретарь. На активе он провалился, пусть исправляется. Вопросы идеологии сейчас особенно важны. Щербинин с Балагуровым подготовились тоже, и они, конечно, попытаются повернуть конференцию к себе липом, только он не такой простак, чтобы развязать им руки, Они выступят, но выступят в прениях, и в самом конце, когда уже все определится, люди устанут, будут зевать и думать о буфете — под занавес много не наговоришь.

Теперь посмотрим свое «Октябрьское пламя». Для районной газеты, пожалуй, слишком громко, внушительно, надо бы переименовать в «искры», что ли.

Та-ак… Сводку по молоку дали, о заготовке соломы и вспашке зяби пишут, черные пары тоже есть, о подготовке животноводческих помещений к зиме дали рейд. Молодец Колокольцев, дело знает… А это еще что?.. Хм, «Без руля и без ветрил», фельетон. И подпись дали крупно: «Вадим Щербинин». Так, так… Председателя разложил, Веткина. Ну, это вам даром не пройдет!

— Редактора! — приказал Баховей, сняв трубку.

— Сию секундочку, — прошептала телефонистка, узнав голос.

— Послушайте, Колокольцев, я вам говорил, что все материалы о руководящих работниках давать с разрешения райкома?

— Так точно, товарищ Баховей, но понимаете… — В трубке суетилось сдавленное дыхание редактора.

— Я вам говорил или нет?

— Говорили. Но позавчера вы были в обкоме, и я посоветовался с Балагуровым, звонил в райисполком Щербинину, он разрешил.

— Та-ак! — Баховей придавил трубку к аппарату, посмотрел на робко скрипнувшую дверь.

Ну нет, голубчики, рано играете в критику и самокритику, невзирая на лица. Пока я здесь хозяин, я не позволю распоряжаться в районе.

— Здравствуйте, Роман Харитонович!

Секретарь райкома комсомола Толя Ручьев, розовый и нежный, как девушка, прошел по ковровой дорожке и встал у стола, с готовностью глядя в лицо Баховея.

— Здравствуй, Толя! — Баховей посветлел, улыбнулся, протянул через стол руку для пожатия. Такой славный парень, ясный весь, исполнительный.

— Вы меня звали, Роман Харитонович? — Толя застыл у стола, подтянутый, готовый. Прикажи прыгнуть со второго этажа, распахнет окно и прыгнет.

— Вот что, Толя. Собери свой комсомольский актив и мобилизуй на заготовку яйца. Из райпотребсоюза возьми, из учреждений и всех своих сотрудников. Сам сегодня останься на бюро, поедешь вместе с заготовителями завтра. Корзинки возьмите, ведра… Понял?

— Понял, Роман Харитонович, сделаем. Сверхплановые, значит?

— Угадал, действуй. Да скажи дежурному, пусть Балагурова ко мне пришлет.

Не хотелось ему видеть сейчас Балагурова, портить настроение перед бюро не хотелось, но этот фельетон… Снимай теперь Веткина, ставь сынка Мытарина, больше некого. Балагуров совсем обнаглел, лучшие кадры выбивает, испытанные. И двигает свои. Но мы еще посмотрим, товарищ Балагуров, мы поглядим, чем это кончится!

Балагуров вошел в кабинет свободно, по-хозяйски. Как же, второй секретарь, может, завтра в такое Же кресло сядет.

— Воюешь, Роман? Доброе утро.

И улыбается добродушно, сыто. Видно, только позавтракал, губы лоснятся еще. А башка-то, башка — побрил, наверно, утром, сверкает как солнце! Вот я тебе намылю ее, посверкаешь тогда, боров длинноухий.

— Утро доброе, садись.

Балагуров сел на заскрипевший стул, сложил руки на животе, улыбнулся. Черт его проведет, такую бестию, уже знает. Ну, тем лучше.

— Ты что же, Иван Никитич, за сельское хозяйство хочешь вплотную взяться, в председатели колхоза метишь? Говорят, из патриотических соображений…