Дом для внука - [12]

Межов вымыл свои кирзовые сапоги, обтер висящей на кадке тряпицей, потом пошаркал подошвами о половик у входа и только после этого ступил на ковровую дорожку, оглядываясь, не оставляет ли следов.

Наверху его встретил выкатившийся из кабинета Баховея полный, бритоголовый Балагуров, второй секретарь райкома.

— Привет, Сергей Николаевич! Баховей вызвал? Ты, когда закончишь, ко мне заскочи, посоветоваться надо.

— Ладно… — Межов повесил плащ на стенку за спиной сонного дежурного, пригладил рукой волосы и вошел сквозь двойные, обитые черным дерматином двери в кабинет первого секретаря.

Баховей в темном полувоенном кителе с планкой орденских ленточек на груди сидел за столом и что-то писал в настольный календарь. Он кивнул Межову на стул, бросил карандаш в стакан и откинулся на спинку кресла. Лицо сердитое, глаза щурятся, в кабинете густо накурено. Опять, вероятно, выяснял отношения с Балагуровым.

— Я вот что тебя вызвал, Межов. На носу партконференция, хвосты надо подобрать. Как у тебя с планом по молоку?

— Квартальный выполнили, — сказал Межов, продолжая стоять. Он не понимал, к чему этот вопрос. Данные по всем показателям райком давно получил, они были напечатаны в районной газете. Начинал бы сразу о главном.

— А по мясу что отстаете? — Баховей взял со стола бумажку. — Квартальный на девяносто два процента, а годовой на сорок шесть. Так?

— Так, — сказал Межов, глядя Баховею прямо в зрачки: «Знаешь ведь все, к чему эта игра?»

— Ты меня взглядом не сверли, следователь ты, что ли!

— Завтра отправим семьдесят свиней, больше ничего нет.

— А до конца года? — Больше ничего.

— Ты это брось. План установлен? Установлен. Обязательства брали? Брали. Выполняйте!

Межов хотел рассказать, почему совхоз не может выполнить план мясосдачи, хотел посоветоваться насчет утководства, но понял, что Баховей занят не этим и слушать его не станет.

— Обязательство я не принимал, — сказал Межов. — Оно завышено, и план тоже завышен.

Баховей сурово сдвинул брови:

— План вам установлен государством, товарищ Межов, а обязательство брал коллектив совхоза, а не директор, которого мы сняли. Тебе сколько лет?

— Двадцать шесть, — сказал Межов.

— Ну вот: мы убрали опытного пятидесятилетнего человека для того, чтобы ты, молодой, всю энергию направил на выполнение планов. Ты грамотный, академию закончил, вот и действуй. А не сможешь — не обижайся. Незаменимых у нас нет.

— Это я слышал, — сказал Межов.

— И прекрасно, не надо повторять. Ты, Межов, коммунист еще молодой, но партия тебе доверяет, и постарайся оправдать это доверие. Мы с твоим отцом и не такие дела делали. Ну, все, больше вопросов не имею. До свиданья.

А есть ли вопросы у Межова, даже не спросил. Повелитель, командир. Отца приплел зачем-то.

Выйдя из кабинета, Межов оделся и зашел к Балагурову.

Здесь все было проще, доверительней. Балагуров сидел за столом в одной рубашке, пиджак висел на спинке стула, галстук был ослаблен, рукава рубашки закатаны, как в жаркую погоду. Перед ним лежали конторские счеты, и Балагуров бойко щелкал на них, листал пухлые старые справочники, что-то выписывал из них в большую таблицу.

— Ну как, получил OB?[1] — спросил он Межова с улыбкой. — Ты садись, я сейчас кончаю. Тут любопытные цифры подкинул ваш Владыкин. — Он повернул таблицу к Межову и поднялся, нагнувшись над столом. — Видишь, в чем дело? Он сравнивает показатели за полвека по десятилетиям: тысяча девятьсот седьмой год, семнадцатый, двадцать седьмой и так дальше. Последняя графа — это позапрошлый год. Видишь, какая картинка!

— Интересно. — Межов цепко ощупывал и сопоставлял цифры сводки. — Здесь не картинка, а целая панорама! А мне он ничего не говорил. Хитрый старик.

— А вот посмотри-ка еще кое-что. — Польщенный Балагуров достал из ящика стола несколько новых таблиц, составленных уже им лично. — Здесь в рублях и единицах учета продукции отражено все, что производил наш край до революции. Кирпичное производство, лодки делали, бондарей много, лесная промышленность, рыболовство… Чуешь? А мы деревянные лопаты с Кавказа привозим, а кирпич из Сибири!

— Позвольте, я сниму плащ, — сказал Межов. — Дело такое, с ходу не ухватишь.

— Раздевайся, раздевайся, о чем разговор! — Балагуров был рад, как мальчишка, что Межов заинтересовался его изысканиями, и сообщил, что два дня назад у него был колхозный зоотехник Степан Мытарин и обещал продумать свои мысли по колхозу. — Как считаешь, потянет председателем? — спросил он. — Веткин совсем спился, а этот крепкий, хватка отцовская.

— Я не знаю его отца, — сказал Межов, вспомнив недавний разговор с Черновым. — Говорят, крутой, суровый.

— Хозяин был. Дать бы ему волю, он помещиком стал бы.

Они сели рядом за стол. Балагуров придвинул поближе таблицы, водрузил на нос очки:

— Видишь, в чем тут дело? Первое десятилетие у нас, помимо земледелия и животноводства, имеет множество доходных статей, но общая бедность остается, второе — с семнадцатого по двадцать седьмой годы — тоже пока не меняет общего лица, хотя кирпичных и гончарных заводов к концу десятилетия уже нет, лесная промышленность свернута, выход сельскохозяйственной продукции сократился — это понятно: революция, гражданская война, заводчики сбежали, остались кустари и мелкие ремесленники. Но вот наступает третье десятилетие, доходными остаются в основном земледелие и животноводство колхозов и совхозов. Показатели по этим отраслям, как видишь, неплохие, но могли бы быть лучше: тут сказался период коллективизации и связанной с ней перестройки, когда колхозы еще не окрепли, а единоличников уже не стало.