Дом для пилигримов - [10]

- Двенадцать! - вскричал Артур, и Старик очнулся. Артур тут же взял себя в руки. - Нет, там был один камень, вот этот. - Артур достал из сейфа бриллиант и положил его на подставку.

- Камней было двенадцать, - Старик вздрогнул от быстрого, хищного взгляда Артура. - Их Леший... взял... Но мы... мы искали. Там ничего нет. Там только фигурки... - Артур вскинул бровь. - Из хлеба... он лепил зверей...

- Вам хотелось бы, чтобы я вернул камень... или вам нужны деньги?

- Деньги, - быстро ответил Старик.

- Вы что-нибудь хотите приобрести, или...

- Корабль. Нам... надо уплыть, потому что... Надо уплыть.

- Уплыть...- ничуть не удивился Артур. -Я дам вам денег, но при условии... Ведь вы будете искать пропавшие камни? - (Старик кивнул). - При условии. если вы найдете их... а вы, я думаю, найдете... Вы принесете их сюда. Мне. Только мне. Вы согласны?

Старик кивнул и Артур, достав из сейфа несколько зеленых банкнот, вручил их Старику. Старик, пятясь, вышел из комнаты. Артур вежливо поклонился ему вслед. Тут же из-за портьеры показалось лицо Темного.

- Проследить. Но только без глупостей...

Темный кивнул и скрылся за портьерой. Артур включил подсветку, и бриллиант заиграл, засветился голубым огнем.

21.

На углу людного проспекта готовилось представление. Иван, изредка выбивая ложками дробь о колено, зазывно кричал:

- А вот Карузо, поет от пуза!

Подходи честной народ, вам частушки пропоет!

Не боисъ стоптать ботинки, в тех частушках сплошь картинки!

Посмеетесь от души, хоть в блокнотик запиши!

Приготовьте все по тыще, музыкантам нужна пища!

Когда реклама закончилась, Иван вытолкнул в образовавшийся полукруг Чекушку. Чекушка затравленно огляделся, набрал в грудь воздуха и запел вдруг удивительно высоким чистым голосом:

- Мимо тещиного дома я без шуток не хожу,

То в окошко х... засуну, то забор разворошу!

В толпе хихикнули, Чекушка втянул голову в плечи, но ободренный тычком Ивана, продолжил:

- Полюбила тракториста, а потом ему дала

Три недели сиськи мыла и соляркою ссала!

Пел он совсем не забористо, а, скорей, протяжно и жалобно, как поют романс или оперную арию. Иван же вертелся на пупе, тюкая ложками, залихватски свистел, подхватывая окончания фраз.

Толпа рыдала. Смешливые туристочки прыскали в ладонь, высокий рыжий парень гоготал, как гусак, вытянув жилистую шею, пожилой дядька в шляпе пирожком ржал, держась руками за живот. Чекушка смотрел поверх зрителей, и в глазах его стыли тоска и стыд. Иван снова толкнул его локтем. Чекушка вздрогнул и встретился взглядом со Стариком. Старик стоял в толпе, прижимая к груди саквояж. Он понял, наконец, где он видел эти глаза. Удивительно ясные, глубокие, печальные и светлые одновременно. Он узнал их, и сердце его застучало сильно и часто, как в детстве, когда ему было радостно быть и чувствовать мир. Старик почувствовал стыд мальчика. Он сделал шаг и встал рядом, обняв Чекушку за плечи, он запел вместе с ним, старательно открывая рот и не попадая в тональность. Толпа взревела.

Тощая бабенка с зеленым фингалом под глазом пустилась в пляс, притопывая стоптанной туфлей, и завизжала пронзительно:

- И-и-их! И оделася не так, и обулася не так. Завалилася в канаву и не вылезти никак!

Иван взял жестяную банку и обошел публику. Он настойчиво тыкал банкой чуть ли не в нос зрителям, но деньги бросали неохотно. Толпа вскоре поредела, а затем рассосалась окончательно.

- Двадцать семь штук, подбил выручку Иван.

- Это мало? - наивно спросил Старик.

- Это не мало, это вообще - фуфло! - Иван в сердцах шмякнул банкой об асфальт. - Опять Горелый гундеть будет...

Старик поднял банку и заглянул в нее, словно надеясь обнаружить там деньги.

- Ладно, пошли, - махнул рукой Иван, и бродячая труппа двинулась в сторону магазина продуктов. Чекушка догнал Старика и быстро пожал ему ладонь.

- Спасибо, - шепнул он.

Старик в ответ пожал ему маленькую ладонь.

22.

Седой стоял за деревом в небольшом сквере Любкиного дома. По скверу носились собаки, а "собачники", собравшись в кружок, обсуждали свои собачьи проблемы. Кудрявая болонка подбежала к нему и злобно затявкала.

... Болонка, захлебываясь, тявкала на Седого. В большой гостиной вповалку валялись подростки. Никто из них даже не пошевелился. На полу, на столе, -повсюду стояли бутылки из-под вина, в тарелках кисли окурки. Одну из стен, с потолка до пола исписал своими инициалами "писатель", каковой и прикорнул тут же, на собачьем коврике. .Любки нигде не было.

Холодея, Седой поднялся наверх, где были спальни. Из приоткрытой двери до него донесся неразборчивый девичий голос, что-то ласково и настойчиво повторяющий. Он сильно толкнул дверь и ворвался в спальню - работал телевизор, и на экране пухлая сериальная блондинка скармливала угрюмому красавцу бутерброд. Он деликатно разевал рот и работал мощными челюстями, изображая страсть. Поперек кровати, открыв рот, сопел приятель Седого, обняв ботинок с оборванными шнурками. В изголовье лежала Люб- ка, натянув на голову свитер, и упиралась левой ногой в щеку сопящего приятеля.

Вдруг она подняла голову и сдернула с лица свитер. Увидев Седого, она попыталась улыбнуться, но, разглядев выражение его лица, перевела взгляд на приятеля. Старательно наморщила лоб, пытаясь что-то сообразить, и пошевелила пальцами на ноге. Приятель закрыл рот и сладко зачмокал. Седой окаменел. Любка развела пуками и снова попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. Седой закусил до крови губу и вышел из спальни.