Дом - [9]

Морковь он отварил вместе с картошкой. Капусты было с избытком. Правда, она прошлогодней закваски, но промыть её под водой, и есть можно. С отсутствием свеклы и зелёного горошка Семен смирился. Не востребованными оставались три сырых яйца и кусок хлеба, которые он решил пустить на гренки потом.

В дверь настойчиво постучали. Стуку Семен не особенно удивился. Раз приходил сантехник, почему же ещё кому-то непостижимым образом не заглянуть к нему на огонек? Сполоснув руки и вытирая их кухонным полотенцем по дороге, Пихтов подошел к двери. На пороге стояла небритая личность с недельной щетиной и блеском в глазах, известная в дачном посёлке как Михалыч. Михалыч числился сторожем. И вправду, в дачных домиках безобразий не случалась. А что касается огородов, то на пару выкопанных кустов картошки или аккуратно прореженную грядку с редиской мало кто обращал внимание.

— Картошки молоденькой не надо? — начал Михалыч без прелюдии. Устойчивый запах перегара витал над ним как нимб над ангелом. У ног Михалыча стояло старое эмалированное ведро полное доверху красной шершавой картошкой, судя по налипшей грязи только что покинувшей землю обетованную.

— Надо! — обрадовался Пихтов, — Только с деньгами проблема. Они у меня на карточке, а до ближайшего банкомата сам понимаешь…

— А ладно…,- отмахнулся Михалыч, — пузырь давай и в расчете.

«Пузырей» у Семена было три: тэкила «Оlmeca», «Hennessy» восемнадцатилетней выдержки и бутылка «Советского шампанского» оставшаяся с нового года.

— Заходи Михалыч! Сейчас принесу!

Семен затащил сторожа за рукав на веранду-прихожую и помчался к бару за бутылками.

— Вот, выбирай! А хочешь, все отдам? Ты только записку передай одному человеку.

Пихтов судорожно перебирал в уме родных и знакомых, кому можно было бы черкнуть пару строк и сообщить о своем положении. Но родные все умерли, дальние родственники жили далеко. …И к своему стыду и страху с ужасом вдруг осознал, что друзей-то у него нет. Не будет никто вникать, и о нем беспокоиться не будет. По причине ли его неуживчивого характера или потому что к понятию друг он предъявлял слишком много требований. Но, так или иначе, обратиться было не к кому. Разве только к бывшему однокласснику, работавшему ныне патологоанатомом. С ним он поддерживал переписку по интернету. Но уже полгода как ноутбук Семена приказал долго жить и связь с приятелем прервалась.

— А водки нет? — с тоской в голосе спросил Михалыч, обозрев цветастые этикетки.

— Водки нет….,- задумчиво теребя авторучку в руке, ответил Семен.

— Вот, — протянул он листок бумаги Михалычу, — Передай записку Галине Сергеевне, она часто в город ездит.

— Кому?

— Галине Сергеевне, соседке моей. Знаешь? Через дом от меня живет?

— А сам что? — удивился Михалыч.

— Сам не могу….Тут такое дело…,- Пихтов замялся, не зная, что и сказать.

— Поссорились что ли с ней?

— Типа того…

— Передам, — ответил Михалыч, засовывая в левый карман пиджака, сложенный вчетверо лист бумаги. В правый карман он сунул бутылку коньяка, убедившись, что градусов в нем хватает.

— Картошку то пересыпь, мне ведро нужно.

— Сейчас!

— Спасибо большое Михалыч, ты меня от голодной смерти спас, — серьезно сказал Семен, протягивая порожнее ведро. — Если можешь, приноси ещё. Возьму.

— Возьмет он….,- в пол голоса недовольно пробурчал Михалыч разворачиваясь к дверям, — Рассчитаться, по-людски не может….Приноси ему.

Семен Пихтов почувствовал себя крайне неуютно и, подхватив оставшиеся бутылки, сунул в грязное ведро сторожа.

— Вот, как обещал. Ты только записку передай! Не забудь, пожалуйста!

Взмолился Семен, чувствуя, что с уходом Михалыча теряет последнюю ниточку надежды.

***

Ночь. В свете уличных фонарей черный, мокрый, пористый асфальт блестел как шкура ската, по которой без устали сновали автомобили. И в этой вечной и бесконечной суете никто и не обратил внимание, на серый автомобиль, припарковавшийся под развесистым вязом у дороги. От уличного фонаря его полностью скрывала тень. Лишь проезжающие машины искоса освещали его фарами, на миг вырывая из густой темноты. Хозяин автомобиля, потушив габаритные огни, закрыл двери, и пропал. На свет он так и не вышел. Видимо, покинув машину, проскользнул мимо ствола дерева, прошуршал мокрыми кустами, росшими вдоль тротуара, и появился уже у бетонного забора огораживающего территорию судмедэкспертизы. У забора он долго не задержался. Взявшись руками за верх плиты, перенес своё тело на ту сторону так быстро, словно оно было невесомо. Только пола плаща коснулась забора.

Оказавшись на той стороне, человек в сером плаще и шляпе с большими полями, полностью скрывающими лицо своей тенью, быстро стрельнул глазами по сторонам, выискивая взглядом камеры наружного наблюдения. Убедившись, что их нет, он неторопливо и бесшумно заскользил вдоль стены небольшого двухэтажного кирпичного здания и остановился лишь у окна первого этажа с открытой форточкой. Размышляя как поступить дальше. Форточка доступ в здание не предоставляла, поскольку между оконными рамами размещалась решетка. Решетка присутствовала и на окнах второго этажа. Войти через парадный вход ему не хотелось. Не сказать, чтобы это представляло для него проблему. Но чем меньше свидетелей, чем меньше шума и чем незаметней пройдет его миссия, тем качественней работа, тем больше будут ценить его как специалиста. Меж тем свидетели были. Сквозь неплотно прикрытые гаражные ворота пробивалась полоска света, доносились звуки музыки и приглушенные голоса. До ушей