Дом - [2]

— Видал, как башку-то разбили!

— Ага! Мозги наружу!

В их словах не было и грамма преувеличения. Хантер и сам всё видел. Удар незнакомцу, уткнувшемуся лицом в асфальт, был произведен по голове тяжелым тупым предметом со значительной силой. Причем, сила была настолько значительной, что вмяла всю затылочную часть, внутрь черепной коробки, вместе с кожаной кепкой покойного. Несколько человек в форме отгораживали своими спинами толпу зевак.

— Что-то труповозка опаздывает, — процедил один из сотрудников, пряча сигарету от дождя в кулаке. Он жадно курил, зло, посматривая на окружающих и на затянутое серой пеленой небо. Мокнуть ему изрядно надоело. И дело было явно тухлое, очередной не раскрываемый «глухарь». Только криминалист неутомимо запечатлевал тело во всевозможных ракурсах.

— Разошлись! Кому сказал! Не мешайте следственной группе! — сумрачно и видимо не в первый раз гаркнул молодой лейтенант, через плечо собравшейся публике. Он что-то, то ли записывал, то ли рисовал.

— Постой, Прохоров, ты их перепиши всех как свидетелей! — крикнули из Уазика.

— Так! Граждане! Кто, что видел? Давайте по одному, я запишу, — обернулся Прохоров.

Эти слова произвели отрезвляющее действие. Прохожие словно очнулись, и заспешили по своим неотложным делам. Остались лишь юнцы, и те откатили назад, к стене рядом стоящего дома. Хантер ссутулился и шмыгнул в открытые двери маленького магазина, приютившегося на первом этаже здания. Оттуда, через витринное стекло, он продолжил наблюдать за происходящим. И видел, как приехала машина с санитарами. Когда труп перевернули на спину, стало видно грязное лицо с отпечатком асфальта и удивленным застывшим взглядом. Хантер равнодушно опознал в нем «Шурави». Шурави был коллегой Хантера. Кто и за что дал ему такое прозвище он не знал, но сам Шурави не был азиатом по национальности, и никакого отношения к суверенному Афганистану не имел. Хотя, кто знает…,кто знает. Общение между коллегами в конторе не приветствовалось. Может поэтому у них специально нагнеталась атмосфера соперничества и нездоровой зависти. Меж тем, труп Шурави унесли. Пресытившийся фотограф, спрятав свою камеру, паковал тяжелый тупой предмет служивший орудием убийства. Он все это время валялся неподалеку от трупа. Это был старый газовый ключ.

***

Свой день рождения патологоанатом Бахтиаров праздновал широко и по-восточному богато. Достархан был, как говорится, на высоте. Было огромное блюдо с бешбармаком, на котором поверх тонких раскатанных лепешек возлежали куски молодой телятины и сочной ароматной домашней колбасы — «шужук», изготовленной из конского мяса, которую ему прислали родители из далекого Казахстана. Была копченая колбаса «казы», из той же конины, но из лучшего, отборного мяса ребер. Были забавные колобки, жаренные в кипящем масле, под чудным названием баурсаки. Был хрустящий хворост, обсыпанный сахарной пудрой. Были разнообразные орехи кешью, фундук, миндаль. А ещё было огромное количество водки, которой не хватило. То ли из-за обильной и жирной еды. А жир, как известно, покрывает пленкой стенки желудка и усвоению алкоголя препятствует. То ли из-за старинной поговорки, что много водки не бывает. И поэтому торжество закончили спиртом. И от этого спирта, родного и до боли знакомого у напарника Бахтиарова патологоанатома Мухина ужасающе сохло во рту и на душе. А ещё по нему сохла завотделением Куликова. Её многозначительные взгляды и намеки, которые она кидала во время застолья, могли и мертвого расшевелить и подвинуть на подвиги. Но не Мухина. Мухин к тому времени был уже в том состоянии, которое называлось «нас не догонишь».

И вот Мухин сидел и лечил свой изможденный после вчерашнего организм жирной горячей сурпой с перцем. Пятьдесят грамм спирта для облегчения он уже принял, а теперь дул на кисюшку с говяжьим бульоном и думал о том, какой всё-таки Бахтиаров сволочь.

Нет, он конечно парень замечательный, добрый, щедрый. Но вместо того, чтобы похмелить напарника взял на сегодня отгул. А Мухину предстояло целый день страдать одному. Ну не пить же ему с санитарами? До такого, уважающий себя специалист не опускался. Входные двери в морге с визгом открылись и хлопнули.

Визг отдался в голове волной боли. Ах, чтоб тебя!

— Николаич! Принимай жмурика!

Санитары занесли «пациента». Мухин, превозмогая головную боль, заставил себя подняться и выйти из бытовки.

— И какой будет диагноз шеф? — спросил Коля, широко и жизнерадостно улыбаясь. Показывая желтые от никотина зубы.

Взглянув на кровавое месиво вместо головы, Мухин сказал:

— Пиши. Черепно-лицевая травма.

— А может черепно-мозговая?

— Потерпевший на день рождение жены привел любовницу. Какие тут мозги? Пиши, черепно-лицевая…

Санитары заржали.

***

Бывают в жизни события, которые запоминаются надолго. Будь то первая любовь, первый поцелуй, первый курс, первая зарплата, свадьба, рождение ребенка. Может потому они запоминаются надолго, что человек периодически их вспоминает, подпитывается ими, как дарящими радость и поднимающими настроение. То, что произошло в жизни Семена и запомнилось им навсегда, к этой категории воспоминаний не относилось. А относилось совсем к другим воспоминаниям, которые хотелось забыть, но забыть было невозможно. Наступала ночь и его опять мучили кошмары. Ему снова и снова слышался этот ужасающий грохот. Снова дом его опять сотрясался под натиском непреодолимой силы. Оконные стекла дрожали в истерике. Испуганно позвякивала посуда на кухне. Книжный шкаф шатался как пьяный и ронял книги. Стены из соснового бруса трещали. Словно кто-то неведомый гигантской дланью вырывал его с корнем. Порой ему даже виделся этот злобный великан. И он, силясь разглядеть черты его лица, видел только белые острые скалы, выступающие из тумана. Догадываясь, что это зубы, Семен просыпался в холодном поту.