Дом ангелов - [6]

Ему претил физический контакт с людьми в общественном транспорте. В любой толпе зрело зерно тлена, и это портило поездку. От свинтусов, дышавших в лицо, его тошнило. Он мечтал о магнитном обнюхивателе у входа в метро, который не пропускал бы дурно пахнущих пассажиров. Ребенком в часы досуга, в доме, где они жили, у Порт-де-Баньоле, он любил стирать белье соседям за скромную плату. Они выставляли для него за дверь пакеты с тряпьем, прилагая подробный список. Он возвращал вещи в тот же вечер, еще теплыми от утюга. Отец говорил: кончится тем, что ты откроешь прачечную. Чистота была его крестовым походом, всю свою жизнь он подчинил этой подспудной мании. Другие выходят в море, отправляются в дальние края, он же сжигал свои корабли, орудуя веником и тряпками. Но Зло возрождалось, всегда возрождалось. Искоренив грязь, он порой ударялся в слезы, радуясь эфемерной победе и сознавая, что война заранее проиграна.

Его начальником в агентстве был красавец-мужчина, голландец по происхождению, с благородным лбом римского императора, Ариэль Ван Хейфнис. Этот меланхоличный бизнесмен презирал свою работу, считая ее лакейской, — он предпочел бы руководить художественной галереей, музеем, может быть, даже симфоническим оркестром. Типичный случай предпринимателя, запоздало подцепившего культурный вирус. Это не мешало ему держать в ежовых рукавицах пятнадцать человек, работавших под его началом. Он владел искусством полупохвал, недомолвками сводя на нет комплименты. Своих сотрудников он жалел, если они работали с удовольствием. Сам он позиционировал себя философом недвижимости: он продавал не квартиры, а пространство персонального расцвета. Будучи сторонником фэн-шуй, китайской доктрины, проводящей параллель между циркуляцией земной энергии и меридианами человеческого тела, он никогда не показывал дом или квартиру, не процитировав Конфуция, Будду, Марка Аврелия, Кришнамурти. В каждом жилище он стремился обнаружить притаившуюся легенду, тайную мечту. Тесные квартирки на седьмом этаже без лифта он описывал как каюты лайнеров, сулил морской круиз, погружение в океан посреди города. В торгах ему не было равных, и от этой смеси алчности с высокой духовностью Антонену делалось не по себе. Ариэль придумывал сказочный Париж, таивший в себе множество параллельных судеб. Каждая улица обладала своим романтическим секретом, за каждой дверью дремал незнакомый мир. Он блестяще составлял объявления о продаже, изобретая новые концепты: кухня-столовая без стульев, где едят стоя для облегчения пищеварения; этическое окно, медитативный кабинет, трансцендентальная зала, — которые интриговали потенциальных покупателей. Он продавал здания поэтажно, с максимами одна другой лучше на каждую жилплощадь. Просторная и светлая квартира в Бельвиле становилась скандинавским лофтом с горячей водой в чанах, инуитским ковром, эскимосским иглу. Он предлагал ее со слоганом: станьте дикарем у себя дома! Виллы в Нормандии и Иль-де-Франсе предназначались аристократам духа, «экологически ответственным», и превращались в роскошные фермы с экологически чистым огородом, солнечным обогревом, ветряными двигателями в саду. У каждого клиента он спрашивал его астрологический знак, в том числе и по китайскому гороскопу, льстил их тяге к естественному, заботился о планете.

Ариэль носил серые или синие костюмы, роскошные ультраплоские часы на запястье, полускрытые рукавом. Он свято верил в достоинство галстука и не расставался с ним даже летом, в самую жару. Он походил на певца Брайана Ферри, кумира 1980-х, элегантного солиста британской группы «Рокси Мьюзик». В меру эксцентричный, он также состоял в ЛЗММ, Лиге защиты медведок метро, вымиравших с тех пор, как закон против курения лишил их основной пищи — никотина, который они высасывали из брошенных на пути окурков. Ариэль стремился идти в ногу со временем: преданный душой и телом высоким технологиям, фанатичный приверженец компьютера, он не брал в руки бумажных газет и читал новости только с экрана. Но был у него, в глазах Антонена, один серьезный недостаток: он вел рассеянный образ жизни. В часы досуга он бегал за женщинами, не пропуская ни одной юбки. Это был его невроз. Особую слабость он питал к вдовам. Траур так шел им. Он заговаривал с ними в церквах, на отпеваниях, представляясь другом усопшего. С апреля по сентябрь он прогуливался по кладбищам, вкушая контраст весны и лета с погребальными процессиями. Солнце призывало провожающих жить, покуда не положат в свой черед в землю. Он следовал за катафалками, оказывая знаки внимания безутешным вдовам, и через несколько недель или месяцев они, не устояв, мешали горе с изменой почившему в бозе супругу, столь скоро забытому. Этот опыт убедил его в неблагодарной человеческой природе. В своих рейдах к покойникам он часто встречал строго одетую, немного чопорную даму, которая не пропускала ни одного погребения и промокала глаза шелковым платочком, наблюдая за процессией. Она тоже подцепляла вдовцов прямо у раскрытой могилы. Однажды она, приподняв вуаль, заговорщицки подмигнула ему. Что до законной супруги Ариэля, высокой голландки, белокурой и роскошной, с густым акцентом — она могла в любой момент явиться в агентство, чтобы застукать мужа с поличным. Антонен плел небылицы, объясняя временное отсутствие ее супруга.