Дом ангелов - [4]

— Ромен, это Антонен, я буду через час. Машина забарахлила, пришлось в ней ночевать. Еду.

Он выпил двойной шоколад с подсохшим штруделем, корочка которого крошилась на зубах. Окружающие — дальнобойщики, семьи на отдыхе — косились на него с подозрением. Может быть, они уже всё знали, вести разносятся быстро. Не в силах сдержаться, он заперся в туалете, и его вывернуло всеми его страхами. Он несколько раз вымыл руки и залепил себе перед зеркалом пару пощечин.

Ничего не произошло, он все выдумал.

Ему было двадцать лет.

Часть первая Незримый скандал

Глава 1 Аккуратный юноша

Еще долго после своего австрийского злоключения Антонен Дампьер шарахался на улицах от встречных старух: все они казались ему реинкарнацией хозяйки, преследующей его, чтобы вновь умереть у него в постели. Если порой, в порядке искупления, он помогал пожилой особе нести покупки, то исподволь выспрашивал, не бывала ли она в Австрии. Во сне ему снова виделись старушечьи объятия, руки, сжимающие его, точно путы, приоткрытый рот. Всякий раз, заводя интрижку с молодой девицей, он попадал в тенета старого кошмара, просыпался среди ночи с криком, уверенный, что лежащая рядом женщина умерла и держит его в плену, и безжалостно ее будил. Большинство убегали наутро как ошпаренные. О случившемся с ним он никогда никому не рассказывал.

За это время он стал риелтором в агентстве по элитной недвижимости «Урбалюкс» в Маре, получив экономический диплом и диплом юриста. Работал с отдачей, но и с осторожностью. Он был помешан на чистоте и предавался этой страсти, точно любимому виду спорта или боевым искусствам: душ он принимал по два-три раза на дню, а свою квартирку в квартале Монторгей содержал в почти безукоризненном состоянии. Его любимым времяпрепровождением в выходные было посещение хозяйственных отделов супермаркетов: он восхищался изобретательностью производителей моющих средств и никогда не уходил без солидного запаса всевозможных аэрозолей, жидкостей и порошков. Вместо того чтобы складировать все это под раковиной, он завел специальный шкафчик в спальне, который запирался на ключ. Он хранил бутылочки с жавелевой водой и нашатырем, как другие хранят марочные вина, в металлическом ящичке, под надежной защитой от сырости и огня. Его последней покупкой за бешеные деньги на eBay был миниатюрный, величиной с ладонь, беспроводной пылесос с детектором обнаружения мусора.

Каждый год он нанимал приходящую уборщицу, специально чтобы подловить ее. Он устраивал в комнатах бардак, уходил на два-три часа и возвращался, когда его не ждали. И начинался сеанс унижения: он чуть ли не с лупой высматривал грязь в углах, потеки на посуде, темные следы под чашками, мутный налет на стаканах и отсылал ее, часто в слезах, с суровым приговором: неумеха. Он гордился, преподав урок. Уборка — понятие обманчивое. Квартира безупречна лишь на первый взгляд. Пройдитесь с микроскопом по всем плоскостям: слои пыли покрывают мебель и паркет, девственная белизна выглядит серой. Одежда в комодах обычно сложена кое-как. У Антонена же было безупречно все, до самого последнего ящика. Что с лица, что с изнанки. Человек чист не потому, что больше не грязен: это первый этап на пути искупления. Его двухкомнатная квартира благоухала морозной свежестью.

Единственный сын, Антонен потерял обоих родителей в автокатастрофе, когда ему исполнился двадцать один год. Его отец, инженер-строитель, был из левых, ностальгирующих по СССР, коммунист в душе, больше по убеждениям, чем по принадлежности. Мать, преподавательница французского и активная феминистка, постоянно донимала мужа критикой слабых мест реального социализма. Этот спор они вели много лет.

— Разве можно свести христианство к инквизиции? — протестовал отец.

— Дурак, — фыркала мать, — религия никогда не обещала рая на земле.

Их гибель на национальной автостраде Дижон-Понтарлье — отец не пропустил грузовик — показалась сыну форменным издевательством. Он получил хорошее воспитание, никогда ни в чем не нуждался. Но эта родительская оплошность так его разочаровала, что он не мог горевать.

Антонен был юношей уравновешенным, но подверженным приступам неукротимого гнева. Про таких говорят: кулаки наготове. Ему случалось ударить без всякой причины, на улице или в метро, человека, чье лицо ему не нравилось. Каким-то чудом его ни разу не побили, но всё впереди. Отец и мать претили ему своей систематической недисциплинированностью. У них не было решительно ничего общего, кроме беспорядка, который они за собой оставляли, предоставив единственному сыну убирать за ними. Иначе говоря, с девяти лет он стал слугой своих родителей — добровольным слугой. Так он выказывал им сыновнюю любовь. Вечером, когда он возвращался из школы, со стола были еще не убраны остатки завтрака, постели не застелены, мусорное ведро переполнено. Он приучил себя вставать утром на полчаса раньше, чтобы навести в доме порядок. Ему случалось даже накрывать на стол, а потом и готовить для всех обед. Он огорчал своего отца, со страстью начищая ваксой его ботинки, и ошеломлял мать, представлявшую его как новый тип мужчины, который с малых лет приобщился к самой неблагодарной работе: натереть полы, вымыть посуду, пришить пуговицу, аккуратно выгладить белье, не подпалив ткань. Он умел даже гладить прямо на человеке, в случае срочности, помещая смоченную водой тряпицу между тканью и кожей. Антонен с детства обладал обостренным обонянием и постоянно обнюхивал себя в «стратегических» местах, хоть гигиену соблюдал безукоризненную. Его мать говорила тогда: Ангелок обезьянничает. Она была феминисткой не только на словах: независимость свою она демонстрировала во всем. Она крутила несколько романов одновременно, отринув буржуазную верность, копируя свою личную жизнь с модели Сартра и Бовуар. Муж обличал ее декадентские нравы и аморальность обеспеченной дамочки. Это был еще один, куда более мучительный, повод для ссор. Дойдя до ручки, она бросала ему: