Дом алфавита - [17]

Ничего необычного он тоже не видел.

На то, чтобы осмотреться, времени у Брайана было полно. Порой сквозь мелькающие на окне тени пробивался вялый солнечный луч и волнами рассеивался по мертвенным лицам пациентов с соседних коек.

Время еле ползло.

После восхода солнца поезд шел довольно медленно. Несколько раз и вовсе почти останавливался. Неподалеку слышался шум от машин на дорогах и человеческой суеты, что всякий раз оповещало о том, что они проехали еще один город.

По представлениям Брайана, двигались они на юго-запад и уже проехали Вюрцберг. Пунктом назначения вполне могли оказаться Штутгарт, Карлсруэ или любой другой еще не затронутый бомбардировками город. Когда эти памятники былого тоже сровняют с землей — вопрос времени. Товарищи из Королевских военно-воздушных сил будут приходить ночью, а американцы — днем, до тех пор пока приходить уже будет некуда.

До того как снаружи пропал свет, Брайан лежал и ждал, что Джеймс проснется. Пришедшая на смену охранница села с усталым видом. Ее очередь настала уже в третий раз. Она была очень красивой женщиной. Ее не назовешь молодой и проворной, но сияла она так же ярко, как те улыбающиеся зрелые женщины с колышущейся грудью, которых Брайан с Джеймсом раздевали глазами в Дувре. Брайан отвел взгляд. Надо бы ему сосредоточиться на проблемах. Охранявшая их женщина не улыбалась. На нее уже наложило отпечаток все то, через что ей приходилось пройти. Но она была красивой.

Женщина потянулась, и ее руки тяжело повисли по бокам — она вглядывалась в сумерки, в тени на снегу, вновь падавшем огромными хлопьями. В ее взгляде смешались проводимая в лишениях жизнь и предопределенность. Потом она медленно встала и подошла к окну. Прислонившись лбом к дрожащему стеклу, на секунду она погрузилась в свои мысли — Брайан получил возможность что-то сделать.

Когда Брайан стукнул Джеймса, тот отпрянул. Нескольких аккуратных встряхиваний оказалось недостаточно.

Джеймс очнулся резко, но даже не дернулся от удивления и не хватал ртом воздух. Его самоконтролем Брайан всегда искренне восхищался.

Еще сонные глаза спокойно наблюдали за Брайаном, пытаясь считать слова по преувеличенно четким движениям рта. Затем взгляд вновь затуманился, а веки отяжелели, коварно охраняя крепкий сон, из которого его только что вырвали. Во взгляде Брайана мелькнуло предупреждение о том, что случится, если он не возьмет себя в руки.

Джеймс закивал. «Не закрывай глаза», — изобразили пальцы Брайана. «Сделай вид, что ты не в себе, с ума сошел», — произнесли его губы. «И у нас появится шанс», — умоляли его глаза в надежде, что Джеймс все поймет.

«Это ты с ума сошел», — спокойно ответил он. Очевидно было, что предложение Брайана Джеймсу не понравилось.

«А если дело дойдет до допроса — что они нам сделают, если мы не станем отвечать?» — молча рассуждал Брайан.

Но Джеймс решение уже принял. «Ты первый!» — показал он жестами, не предполагавшими возражений. Брайан кивнул.

У него-то дело шло полным ходом.

В эту ночь в вагоне потушили свет после того, как врач закончил обход. Сотрудница гестапо коротко кивнула в ответ на его вежливое приветствие и следила за каждым его движением. Все произошло за несколько минут.

Пощупав пульс у пары недавно поступивших пациентов, врач оглядывал кровати: осматривал каждого пациента в отдельности и шел дальше. При виде Брайана — тот лежал с широко распахнутыми глазами и наполовину сброшенным одеялом — врач повернулся на цыпочках и окликнул дежурную. Прозвучало несколько резких комментариев, она бросилась в заднюю часть вагона и вышла — за ней с грохотом захлопнулась дверь.

И врач, и медсестра, которых привели из ближайшего вагона, склонили головы к постели больного, к самому лицу Брайана.

Уследить за их действиями Брайану оказалось невыносимо сложно — он лежал с отсутствующим взглядом. Один раз они оказались в поле его зрения, дав ему повод подумать не только о проводимых с ним физических манипуляциях.

А они шли одна за другой. Сначала они посветили ему в лицо, затем покричали. Потом легонько побили по щекам и тихо заговорили. Положив руку ему на щеку, медсестра обменялась парой слов с врачом.

Брайан ждал, что ее рука потянется к острому инструменту — значку медсестры, приколотому к краю воротника, но повернуть к ней лицо не мог. Задержав дыхание, он напряженно ждал того момента, когда она его уколет. Когда это произошло, реагируя на боль, он закатил глаза — так, что потолок вагона завертелся, будто он катался на карусели, голова закружилась, потекли слезы. Когда она уколола его еще раз, он повторил путешествие на карусели и закатил глаза — глазные яблоки заметались в орбитах.

Затем они недолго его пообсуждали, снова посветили фонариком в глаза и наконец оставили в покое.

Посреди ночи Джеймс открыл рот и стал тихонько напевать. Их охранница резко вскинула взгляд и с удивлением оглянулась по сторонам — на мгновение показалось, что она со всех сторон ожидает вражеской атаки.

До того как зажгли свет, Брайан открыл глаза и успел лечь на бок. На мгновение свет ослепил Брайана. Он погрузился в свои мысли.

Инсценировка оказалась чрезвычайно успешной и действенной. Выражение лица Джеймса было не просто отстраненным, затуманенным и абсолютно безумным — на него вдобавок упала тень боли и апатии. Гротесковое и отвратительное зрелище. Поверх одеяла спокойно лежали руки: кисти согнуты и перепачканы испражнениями. Под ногти забились куски дерьма, а от светлых волос под мышками тянулись липкие коричневые полосы. Одеяло, наволочка, простыня, изголовье, рубаха — все перемазала вонючая вязкая масса.