Должность - [21]

 Аде Серапионовне не понравилось, как бестактно окно исказило ее черты, и она сердито задернула занавески: врешь, певец будет моим!

 В это время поезд вдруг дернулся, словно раненый индейцем бык, и противно заскрежетал. Аду Серапионовну неудержимо повело в сторону и пребольно ударило лбом о верхнюю полку, злонамеренно раскрытую каким-то идиотом. Здесь, конечно, из уст путешественницы полились слова, знакомые всем много больше, чем хотелось бы. Досталось идиоту, машинисту и зачем-то бедолаге - Денгу, едва ли причастному к этому инциденту.

 «Что за станция?- сердито подумала Ада Серапионовна, приоткрывая занавеску,- Почему остановка?»

 Станции никакой не было, была сплошная тьма, но прислоненному к прохладному стеклу пострадавшему лбу как будто стало легче.

Поезд тронулся и пошел, нервически подрагивая и с каждой минутой набирая скорость, но Ада Серапионовна все также сидела, приникнув к окну.

 В дверь постучали.

-Чаю не надо, – сердито крикнула Ада Серапионовна.

-Откройте, у меня билет,- странный голос, словно пропущенный через мясорубку.

 Ада Серапионовна поднялась и, прикрывая посиневший лоб рукой, отворила дверь:

-А что, разве была станция?

-Да.

 Крамов отчего-то показался Аде Серапионовне интеллигентным человеком, может, из-за чертежного футляра у него в руках. Впрочем, она была рада попутчику, тем более мужского пола, тем более, недурному собой, тем более, похоже, южанину. Ей всегда нравились южные мужчины – загорелые, горячие, страстные, не в пример их рыбообразным прозрачно-бледным северным собратьям. Серёжик, пожалуй, был единственным исключением.

 Ада Серапионовна, перегнувшись через столик, посмотрела в окно, смутно догадываясь, что попутчик глядит на ее пышные формы.

-А вы, наверное, чертежник? – несколько игриво спросила она, обернувшись.

Язык ее как-то сразу примерз к небу – кричать Ада Серапионовна не могла.

В руках у чертежника был длинный меч, не вызывающий не малейшего сомнения в своей остроте. Да и само лицо попутчика приобрело странную заостренность – словно им вдруг всецело овладела идея. Вот только идейность эта совсем не вязалась с фарфоровой кукольностью этого человека.

 Перед глазами Ады Серапионовны заблистали острые всполохи; с исказившемся лицом она шагнула к убийце, точно собираясь упасть к нему в объятья.  Крамов, не желая запачкаться кровью, отскочил в сторону. Тело несчастной мечтательницы медленно опустилось на не очень чистый пол купе и быстро перекрасило его в красный цвет.

 На крупной станции Ефремыча допрашивал следователь, он же осматривал труп женщины в шестом вагоне. Следователь был человек начитанный и, увидев на обнаженной спине Ады Серапионовны начерченный чем-то острым рисунок, сразу понял: это сцена из «Ада» Данте. Последние сомнения отпали: проклятые сатанисты, очередное ритуальное убийство…

Глава двенадцатая Островитяне

1

  Семен Никитич просто ухахатывался над рассуждениями Олега Власыча. Он смеялся так, что я даже испугался: не слетел ли наш тигр ненароком с катушек? На лице моем приблизительно в области верхней губы (Алильханов, надо признать, умел драться и черты лица моего несколько исказились) сердобольной Степой была приделана довольно аккуратная примочка из разжеванного женьшеня.

Да, Семен Никитич ухахатывался. Вот что говорил Олег Власыч:

-Все это весьма странно, так как именно молодежи в прежние времена были свойственны либеральные, понимаете ли, порывы. Все эти шестидесятники, народники, народовольцы. Наивные мечтатели, безумцы. Как там у Некрасова?

                                                   Суждены им благие порывы,

                                                   Но свершить ничего не дано.

 Но все ж таки – порывы? Разве этого мало, а?

-Скоро увидите, Олег Власыч, наивных мечтателей с их благими порывами,- сквозь смех пообещал Семен Никитич, заслоняясь рукой от водяных брызг.

 Откуда, спросите вы, водяные брызги?

 Мы стояли на корме белоснежной яхты, с огромной скоростью несущейся в акватории какой-то реки. По берегам сначала бежал за нами, словно собачонка, великий город, а теперь расстилались леса и болота.

-А вот и Свияга,- весело объявил Семен Никитич, все еще не отойдя от юмористического выступления начальника штаба.

 Яхта пришвартовалась к деревянному пирсу у зеленого острова, образованного излучиной реки и напоминающего острова из учебника географии.

  Мы сошли на берег.

Встречал абориген, молодой парень того типа, что принято именовать «актив» либо «мажор». На нем поверх весьма приличного на вид смокинга была напялена белая футболка с красной надписью «Мы – за Антушкина», на холеном лице застыла радостная улыбка.

 Он осмотрел нас и, не переставая улыбаться, обратился к Семен Никитичу:

-Рады приветствовать на Свияге, господин кандидат.

-Кандидат - это он,- ухмыльнулся Семен Никитич, кивая в мою сторону.

Брови аборигена полезли было на лоб, но он мигом вернул их на место и не менее позитивно обратился ко мне:

-Добро пожаловать, господин Антушкин. Разрешите представиться – директор лагеря Ватрушин.

-Вольно,- Семен Никитич похлопал Ватрушина по плечу.- Веди ж нас, Вергилий!