Долорес - [2]

Икра! Она всегда будет напоминать Долорес о Париже. В этом городе они, пусть ненадолго, были близки как никогда. Странно, но их сближала беда. И сейчас Долорес казалось, что Джимми не умер и не лежит в накрытом национальном флагом гробу, а безраздельно принадлежит ей. Нет, не ей… Его тела будут касаться бесчувственные руки врачей, они исполосуют его, делая вскрытие… Господи, ведь Джимми так ненавидел болезни и слабость…

Через год после свадьбы он упал с лошади и сломал позвоночник. Неделя шла за неделей, а заметных сдвигов в его состоянии не наступало. Не было даже и речи о полном выздоровлении. Но Джимми держался… Только однажды Долорес увидела, как по его щеке скатилась слеза. Она поцеловала мужа, взяла за руку. И он улыбнулся. Почему она тогда не скрывала своих чувств? Наверное, из-за его беззащитности. Здоровый Джимми всегда держался настороже. А вот тогда в госпитале, всего один раз, он заставил ее расчувствоваться. Раньше ничего подобного не было, даже во время медового месяца. Да, он хотел ее, спал с ней, но не принадлежал никому. В Джеймсе Райане всегда было что-то скрытное – какой-то странный холодок, какой-то особый взгляд, который говорил: «Вход воспрещен!» Странно, но Долорес везло именно на таких людей. Так было с тренером по теннису, в которого она в пятнадцать лет страстно влюбилась, не подозревая, что Билли гомосексуалист. Она млела, когда он обнимал ее за талию по пути с корта. Ее мечты развеяла мать. Заметив, с какой любовью дочь смотрит на Билли, она с улыбкой рассказала ей о его близком дружке по имени Боб.

Долорес не забросила занятия теннисом, но научилась сдерживать свои чувства, ибо поняла, что Билли жил в своем мире, куда ей доступа не было.

То же произошло и с Джимми. Болезнь отступила, намека на слезы больше не было. Он стал прежним – бесстрастным, сдержанно-гордым, суперменом.

Но однажды Долорес случайно обнаружила в аптечке мужа массу бутылочек и коробочек с пометкой «болеутоляющее». Она стала внимательно наблюдать за Джимми и поняла, каково ему приходится, когда он сжимает зубы от боли и тайком глотает таблетки, думая, что она не видит. Вот почему нужны были эти ежедневные массажи, ванны, визиты врача и специальные упражнения. Но Джимми так никогда и не признался, что испытывает невыносимую боль, не пытался искать у нее сочувствия. Нет, не совсем так. Было еще сообщение о гибели многих американских солдат в Юго-Восточной Азии.

В ту ночь Джимми пришел к ней в спальню. Таким растерянным она его не видела. Заметив слезы на глазах мужа, Долорес бросилась к нему в объятия. Впервые они были так близки, всецело принадлежали друг другу. Именно тогда, как считала Долорес, она зачала первых близнецов и с гордостью носила свой огромный живот.

Они родились мертвыми, малыши Тимоти и Уильям, и она не могла пережить этого, захлебывалась рыданиями. Джимми тоже был готов заплакать, но сдержался и тихо сказал:

– Доло… Я всегда чувствовал, что бог создал меня для величия… А величие и трагедия рядом, понимаешь? Запомни: тебе придется делить со мной и то, и другое. Постарайся понять, что Райаны никогда не показывают свою слабость на людях. Если мы проигрываем в теннис, то легко перепрыгиваем через сетку, будто стали чемпионами, и поздравляем противника.

Она же прокричала сквозь слезы:

– Но я не Райан… Мы – Кортезы! Мы из Испании…

И еще ей хотелось добавить:

– Испанцы всегда открыто выражают свои чувства, хотят делить их с другими… иметь близких… И не только в экстремальных ситуациях.

Да, по-настоящему ее сближало с мужем только общее горе.

Глава 3. НИТА

Но теперь рушился весь ее мир.

– Джимми, – шептала Долорес про себя. – Я не могу тебя обнять, потому что ты уже не здесь, не со мной… И с каждой минутой отдаляешься, становишься все холоднее. Поэтому я отдаю тебе образок святой Терезы. Его подарил отец, когда мне исполнилось семь лет. С тех пор я не снимала свой талисман. Этот образок часть меня, а значит, мы навсегда вместе. Хочу надеяться, что есть загробная жизнь, ведь в этом мире мы часто бывали далеки друг от друга. Я не умела объяснить своих чувств, но сегодня буду поступать так, как ты хотел, – не заплачу. Я не плакала, когда Элвуд принимал присягу. Я притворилась настоящей Райан. О Джимми, обещаю! Люди будут помнить, что я – Долорес Райан. И тебя они никогда не забудут, об этом уж я позабочусь. Джимми, если там действительно что-то есть… и ты можешь читать мои мысли… и ты уже наверху… скажи, встретил ли ты моего отца? Его называли очаровашкой Дэном, потому что он был красавцем и обожал женщин. Из-за этого мама с ним развелась. И зря – без папы она просто зачахла. Ни один мужчина не смог заменить его. Ей оставалось лишь следить за его романами с актрисами и манекенщицами. Я не ушла от тебя, Джимми… а сколько раз ты… Нет, не буду думать об этом сейчас. Теперь ты принадлежишь мне навсегда. И я постараюсь, чтобы ты гордился мной, как тогда, в Париже, где ты наконец-то признал, что икра все-таки вкусная.

Икра… Франция… Именно в Париже Долорес обрела себя. Раньше ее считали, синим чулком, хорошенькой женщиной, которая вышла замуж за обаятельного парня с внешностью киноактера. Но в Париже, куда они с Джимми прибыли на второй год его президентства, французы просто влюбились в нее. Они восхищались тем, как прекрасно говорила Долорес на их языке и с каким шиком одевалась. Бедняга Джимми! Он произнес хорошо заученную приветственную речь, а завоевала Париж она, его жена. Именно тогда Долорес поняла, что Джимми по-новому взглянул на нее. Хотя, скорее, не по-новому, а по-старому – так, как на первых свиданиях… и еще во время медового месяца.