Дольмен - [8]

«…Если в ночь полнолуния месяца мунихион…»

С этим месяцем мунихионом тоже пришлось помучаться, но в конце концов Елена выяснила, что так у древних греков назывался апрель.

Конечно, разыскивая сведения, связанные с потрясшей ее до глубины души возможностью омолодиться, она не совсем верила в книжное средство. Временами она над собой подсмеивалась: вон что удумала, старая дура, помолодеть захотела! Да разве такое возможно?! Если бы было можно, ученые уж давно бы додумались до этого, и пользовались бы «котлом омоложения» люди не нам чета: всякие артисты да жены министров и олигархов, да и сами министры с олигархами, второй раз жить кто ж откажется?! Но едва ее начинали разбирать сомнения, как пример бабушки Медеи вставал перед глазами. Разве без котла этого прожила бы старуха так долго? Выглядела бы в свои сто с приличным гаком едва ли не моложе внучек? Окончила бы медицинский техникум в 59 лет? Нет, что-то во всем этом было. Не зря покойная бабушка Соня, которая воспитывала их с Клавой, звала Медею ведьмой. «Попытка не пытка, – думала Елена, – а на нет и суда нет». И потом: ноющая боль в груди продолжала ее мучить. Недавно она нащупала в левой стороне подозрительный катышек, будто кто-то засунул в грудь обкатанную морем гальку. А если это в самом деле рак?! Тогда у нее был только один выход, потому что в операцию она не верила. Ежели не в омут головой, так в котел.

Окончательно решилась Елена опробовать средство, когда случайно, на рынке, куда они с Сашей пришли за картошкой да капустой, у испитого торговца, разложившего всякие корешки на перевернутом дощатом ящике подле рыночных ворот, нашла то, что так долго искала. И не на рисунке в книге, а вживе. Елена спросила, что это у него за корешки такие, а красномордый торговец отвечал, что это вот золотой корень, это марьин корень, это адамов корень, а вот это – корешок прометеевой травы. Елена от неожиданности уронила пакет с кочаном Саше на ногу, тот взвыл, но сумку с картошкой не бросил.

– Который, который, покажите-ка?! – подскочила она к торговцу.

Торговец трясущейся рукой протянул ей небольшой коричнево-черный корень с двумя извитыми отростками. Елена схватила его.

– Я беру. Сколько?

– Триста рублей.

– Триста?! – задохнулась Елена, но отчаянно сказала: – Хорошо, все равно беру.

Как по-другому называется трава, торговец не знал или не хотел говорить, на вопрос, как она выглядит, отвечал, что с зелеными листочками, – сказал бы еще, что с синими, – цветет в июле, цветы вот эдакие, – он собрал пальцы в пустую горсть, изображая головку цветка величиной с тюльпан, – оранжевые. Елена спросила, где прометеева трава растет, он ответил, что на Фиште, лезть за ней надо высоко, попадается она редко, потому корень так дорого стоит, это он еще по-божески запросил, другой на его месте меньше чем за 500 рублей ни за что бы не продал. Не успели покупатели отойти, как торговец свернул свою торговлю и исчез. Елена решила – отправился за выпивкой. На обратном пути Александр, сверху и сбоку поглядывая на Елену, укорил:

– Баб, ты же говорила, денег нет, а всякую дрянь покупаешь.

– Я не себе, – соврала она, точно школьница, – меня просили, женщина одна, от диабета очень помогает, она деньги-то отдаст.

Корень прометеевой травы Елена, как и книгу, до поры до времени припрятала. По поводу шарика в груди в марте показалась хирургу, тот ничего определенного не сказал и направил ее в онкологический диспансер. Там, в длинной очереди, знающие люди утешили, мол, они всех направляют сюда, с любыми опухолями – и злокачественными, и доброкачественными, так что это ничего еще не значит. Добренький врач из диспансера после осмотра и сдачи анализов запел, что ничего-де страшного, со всякой может случиться, надо ложиться на операцию, всего лишь маленькая хорошенькая фибромочка, доброкачественная. Родным Елена ничего не стала говорить. Ей показалось, что врач, бормоча свои слова, прятал глаза; конечно, никто ей правды-то не скажет. Такую правду не говорят. До стола операционного дойдешь, а с него своими ногами уже не встанешь, это как пить дать.

В апреле, как по заказу, Алевтина выпросила у телевизионного начальства недельный отпуск – уж сколько времени не отдыхала – и отправилась в туристическую поездку, в Грецию, и Сашу взяла с собой. Елена осталась одна.

Аля снимала квартиру в центре города, неподалеку от своего корпункта. А Елена жила далеко от центра, в Хосте, – странный их город, похожий на бусы с довольно редкими бусинками населенных пунктов, мелких и крупных, растянулся вдоль побережья Черного моря на сотню километров с гаком, и, конечно, остаться с матерью Алевтина никак не могла, тратила бы на дорогу тучу драгоценного времени. Александр последние три года, с тех пор как Алевтина стала работать на Москву, которая водила ее на веревочке и посылала туда да сюда, жил с бабушкой. Сергей Самолетов, Сашин отец, и прежде, до развода с Алевтиной, дома почти не бывал, все кого-то якобы спасал. Аля больших трат себе не позволяла, американские деньги складывала в банк, мечтая купить отдельную квартиру там же, в центре: грабительскую ипотеку брать не хотела. Поэтому то, что она вдруг решилась потратиться на туристическую путевку, да не на одну, а на две, в результате чего у Елены оказались развязаны руки, можно было расценить как указку судьбы.