Долина в огне - [83]

Бенедикт, улыбаясь, остановился перед ним; он запыхался и выбился из сил. Наконец он выдохнул:

— Мне нужно видеть мистера Типа!

Но на Петера это не произвело должного впечатления.

— На что он тебе? — спросил он. Даже здесь, в лесу, на нем была чистая рубашка, волосы аккуратно причесаны, а вокруг шеи завязан красный платок.

— Мне необходимо его видеть, — повторил Бенедикт.

— Вот как? — сказал Петер. — А для чего?

— Этого я не могу тебе сказать, — ответил Бенедикт.

— Не можешь? — спросил парень. Он сощурил глаза, взгляд его стал острым и подозрительным. — Кто тебя прислал? — набросился он на Бенедикта.

— Мой отец, — ответил Бенедикт, начиная сердиться.

— Отец из церкви? Священник? — вскричал Петер Гразускус. — Отец Брамбо?

— Нет! — Бенедикт в ужасе отпрянул. — Он и не знает, что я пришел сюда. Мой отец — мой родной отец, — он там, на заводе.

— Он что — штрейкбрехер? — презрительно спросил Петер.

Бенедикт упрямо поджал губы. Лицо его пылало.

— Отведи меня к мистеру Типа, — потребовал он.

Постовой поднял ружье и похлопал рукой по прикладу.

— Видишь? — спросил он и прибавил: — Если только попробуешь дурака валять, я из тебя решето сделаю!

Бенедикт насмешливо фыркнул:

— Смотри не дай деру, когда охранников завидишь.

— Не беспокойся я-то сумею их встретить, — мрачно ответил Петер, повернулся и стал осторожно спускаться по другую сторону сланцевой гряды. Бенедикт следовал за ним. «Был бы я взрослым — я бы ему показал!» — с обидой думал он.

Снова пошли бугры и ямы. Узкая железнодорожная колея вилась меж ними, то появляясь, то исчезая. Юный постовой молчал, но так быстро шагал вперед, что Бенедикту пришлось поднажать, чтобы поспеть за ним. Наконец они вышли на большую площадку. Ее как будто выжгли на лице земли — только маленькие бородавки камней и сланца торчали на поверхности, а из расщелин поднимался ядовитый рудничный газ. Бенедикту всегда казалось, что именно под такой землей должен находиться ад; он бы не удивился, если бы в дыму и огне из расселины выскочил дьявол. Площадка была горячей и твердой, и они поспешно прошли по ней, ступая на цыпочках, как танцоры. Вокруг них были бугры раскаленной докрасна земли, а где-то в глубине год за годом еще пылала старая шахта.

Но вот они опять вошли в лес. На этот раз лес был темнее и гуще. «Солдаты здесь никогда никого не найдут!» — ликуя, подумал Бенедикт. Ни одна лошадь не смогла бы продраться сквозь эти заросли и обойти все эти предательски прикрытые провалы в почве. А между тем Литвацкая Яма находилась всего в нескольких милях отсюда; забастовщики проскальзывали ночью домой, чтобы увидеться с женами и поесть, а иногда оставались дома переночевать и ранним утром снова убегали в лес. Некоторые за это поплатились.

И вдруг совершенно неожиданно за навалом шлака Бенедикт увидел несколько хижин, прятавшихся в тени кленов и ясеней, и людей возле них. Бенедикт сразу узнал их. Это были те, кого выселила Компания из домиков, стоявших вдоль Большого Рва, теперь уже не существующего. Они первыми переселились сюда и выстроили эти хижины. Бенедикт вглядывался в лица людей, словно искал кого-то.

Петер провел его мимо наспех сколоченных хижин, напоминающих скорее курятники, чем жилища, и снова они углубились в лесную чащу. Вскоре показались убогие бараки из сырых бревен. Их, видимо, поставили позднее, когда началась забастовка. Они были сколочены из свежесрубленных молодых деревьев; на многих остались ветки с сухими листьями, и ветер шелестел ими. Сверху эти бараки были прикрыты выпрямленными жестяными канистрами. Выкорчеванная почва сильно и терпко пахла дождевыми червями и личинками насекомых. Перед этими жалкими жилищами сидели мужчины на грубых скамьях, которые они уже успели сколотить; двое из них играли в «подковы»[21], остальные наблюдали. Трое итальянцев утаптывали ногами длинную полоску земли, видимо, намереваясь превратить ее в площадку для игры в «боче». А вокруг сонно гудел лес, приглушая людские голоса, навевая дремоту. Б енедикт молча пошел дальше.

Под густым ореховым деревом, ветви которого были усыпаны зелеными, незрелыми орехами, забастовщики соорудили длинный стол, как для пикника. Скамьи из гладко обструганных досок были вкопаны в землю. За столом сидело пятеро: трое белых и два негра. Перед ними стоял большой коричневый кувшин с пенистым пивом, а дальше на столе были разложены газеты и большая карта, которую кто-то нарисовал карандашом на грубой оберточной бумаге. Присутствующие внимательно изучали ее.

Спутник Бенедикта остановился в нерешительности и поглядел на мальчика, словно прикидывая в уме, стоит ли из-за него прерывать совещание; затем сплюнул и направился к сидевшим. В это время один из них заговорил, и Бенедикт даже мог различить отдельные слова. Он и Петер подошли ближе.

— Поглядите сюда внимательнее, — говорил широкоплечий негр, указывая длинным пальцем на какую-то точку на карте. — Здесь стоят только два солдата, да и те почти всегда пьяны. В глухую, темную ночь я могу проползти мимо них и... — Бенедикт разглядел наконец его лицо, и как раз в эту минуту негр поднял глаза, посмотрел на него и даже подмигнул ему. Бенедикт вздрогнул: эти руки с длинными пальцами однажды держали его за горло, эти глаза свирепо смотрели на него, а голос — теперь такой спокойный — был полон ярости!