Долина в огне - [56]

Отец Брамбо разъяснил бы Винсу, что все они сыны божии, иисусы христы, сочетающие смертную природу с бессмертной, обреченные прожить на земле положенное время, прежде чем вознестись на небеса и предстать перед лицом господним. Ведь дело господа бога и его сына Иисуса Христа было делом церкви здесь на земле, а также и его, Бенедикта, делом. Он жаждал рассказать Винсу о своих самых сокровенных мечтаниях и стремлениях, чтобы Винс понял, как он был не прав, насмехаясь над ним; он указал бы Винсу, как надо жить, чтобы оба они могли ладить со своими домашними, повлиять на отца, облегчить судьбу всей семьи и снова обратить их всех к богу, а тогда в доме установится мир и все они станут любить друг друга. Винс, конечно, отзовется! Узрев величие деяний господних, он пожалеет о жизни, которую вел; он вернется в лоно церкви, станет еженедельно исповедоваться и причащаться, отречется от тех, кто будет тянуть его назад, к прежнему образу жизни. Все изменится к лучшему. Бенедикт твердо верил в это: ведь он так хотел этого и так горячо об этом молился!

За старым сараем, там, где Бенедикт продал двум старьевщикам, занимавшимся сбором и продажей лома, свой канделябр и остальную рухлядь, он наткнулся на компанию парней, игравших в кости. Они толпились позади сарая, некоторые из них сидели на корточках, другие стояли. Вид у всех был настороженный, — шла незаконная игра. Среди этих юнцов были и взрослые мужчины, в хорошо сшитых костюмах и элегантных шляпах; золотые часы поблескивали у них на запястьях. Голоса собравшихся звучали хрипло и приглушенно; казалось, при первом же знаке тревоги они исчезнут, как тени.

Бенедикт, робея, направился к ним. Он долго колебался, прежде чем принял решение поискать брата в разных злачных местах, где, как ему было известно, бывал Винс. Сердце Бенедикта учащенно забилось, когда он приблизился к игрокам. Из глоток сих великовозрастных детин непрерывно вырывались ругательства, от сигарет, которые они не выпускали изо рта, вился дым. Разговор их то и дело сворачивал на скабрезные темы, и Бенедикт весь сжался, будто вступил в запретную зону. Вся компания с величайшей внимательностью, словно загипнотизированная, глядела туда, где на голой земле ловко отплясывали белые игральные кости.

Если бы в этот момент Бенедикт увидел среди них Винса, он страшно огорчился бы. Он подошел ближе и стал молча наблюдать. Он увидел друга Винса — Поджи. Это был парень с переломанным носом, немного старше Винса, с раскосыми, бегающими глазками и пухлым, как у ребенка, ртом. Он упрашивал хриплым голосом: «Ну же, мои малютки, слушайтесь меня, будьте умницами!», дул на кости, перекатывал их в ладонях.

— Восьмерка! Черт побери! — воскликнул он и потер кости меж ладонями.

— Этот пижон думает, что выиграет, — бросил парень постарше, не вынимая изо рта сигареты.

Поджи заметил Бенедикта.

— Поди-ка сюда, мальчуган, — приказал он, гремя костяшками около своего уха.

Бенедикт неохотно подошел к нему; он чувствовал на себе взгляды этих «отпетых».

— Где... — начал было Бенедикт.

Поджи вдруг прижал игральные кости к его губам и завопил:

— Черт возьми! Теперь дело пойдет на лад!

Он бросил кости — выпали две четверки. Окружающие что-то забормотали, бросая на Бенедикта взгляды, в которых светились и вражда, и суеверный страх. Поджи заграбастал деньги и осклабился, поглядывая на Бенедикта.

— Теперь уж не проиграю! — радостно сказал он. — Ты снял с них проклятье, — пояснил он доверительно. — Ну-ка поцелуй их еще разок!

Бенедикт испуганно отпрянул.

Поджи снова бросил кости и проиграл. Он орал, ругался, потом растолкал обступивших его парней и, схватив Бенедикта за руку, прошипел:

— Видишь, что ты наделал?! — Его раскосые глаза метали искры. — Всю игру мне портишь! Заворожил меня!

— Я брат Винса, — сказал Бенедикт дрогнувшим голосом.

— Знаю, — ответил Поджи. — Потому-то я и дал тебе поцеловать кости!

— Я ищу Винса, — Бенедикт потупился. — Ты знаешь, где он?

— Нет, — ответил Поджи.

— Ты его лучший друг, — в голосе Бенедикта звучал упрек, — ты знаешь, где он!

— Я понятия не имел, что Винс ушел из дому! Куда же он девался?

— Об этом я тебя спрашиваю.

Поджи с ожесточением поскреб живот, потом заметил:

— Винс сказал — ты хочешь податься в священники? — В голосе его послышались скрытые нотки уважения, и Бенедикт вспыхнул.

— Может быть, — буркнул он.

Поджи вытащил из кармана кисет с жевательным табаком и так набил себе рот, что щека у него вздулась, как от опухоли.

— За кого ты меня принимаешь? — спросил он. — Я тебе что — доносчик?

— Винс не сделал ничего плохого, — ответил Бенедикт. — И я его брат. Я хотел сказать ему, что он может вернуться домой. Мы все ждем его.

Желтые глаза Поджи на минуту приняли задумчивое выражение и остановились на игроках. Потом он сплюнул и решительно заявил:

— Ничего не знаю. Винс мне ни черта не говорил. Сейчас моя игра. — Он повернулся и пошел к своему месту. Бенедикт последовал за ним.

В круг посыпались деньги. Поджи потер игральные кости меж ладонями, перекрестил их и кинул. Выпала пятерка. Снова посыпались деньги. Он снова кинул. Выпала семерка. Он громко выругался.