Долина в огне - [40]

— Мой отец... — начал Бенедикт. В голосе его прозвучала нотка раздражения.

Старый священник вытащил наконец ложку изо рта и потер ею по щеке.

— Мой отец... — снова начал Бенедикт.

— Слушаю тебя, Бенедикт, — сказал отец Дар. — Твой отец?.. Говори...

— Мой отец получил письмо от Банка, — сказал мальчик, покраснев от смущения. — Банк предлагает продать наш дом. Могут они заставить нас сделать это?

Отец Дар постучал липкой ложкой себе по уху.

— Ты тоже, — пробормотал он, обратив насмешливый взгляд на Бенедикта, — ты тоже пришел за мирским советом. — Лицо его стало серьезным. — Я тоже получил такое письмо, — сказал он сухо.

Бенедикт раскрыл рот от изумления.

— Вы?

— Да, я, — спокойно ответил отец Дар.

— Что же это значит?..

Отец Дар положил ложку на стол. На щеке его блестело маслянистое пятнышко.

— Они хотят скупить всю собственность, землю, понимаешь? Церковь они выстроят новую на том месте, которое мы им укажем, — сказал он. — Они вовсе не хотят ущемлять религию. Кесарю — кесарево, а богу — богово. Им нужна земля, Бенедикт. Их интересует материальное, а не духовное. Церковь им ни к чему. Конечно, они не упоминают о закладной, они ее уже выкупили.

Бенедикт замер от удивления.

— Закладная, — продолжал насмешливо старик, но гримаса отвращения исказила его лицо, — находилась в руках нескольких богатых католиков, проживающих в городе. Они страховали ею свою загробную жизнь. Но теперь, по-видимому, Банк прибрал всех их к рукам, ведь Банк и Заводская компания одно и то же.

Он поглядел на Бенедикта все с тем же выражением и прибавил:

— Компания хочет засыпать Литвацкую Яму. Засыпать доверху, от холма к холму, всю Яму. Компания намеревается построить на этом месте завод. Еще один завод. Что ты на это скажешь?

— Не знаю, отец мой...

— Да, засыпать всю долину, — повторил он. — От шлакового навала до Голодного холма. И церковь тоже. Погребенные...

Бенедикт медленно произнес:

— А люди?

Отец Дар снова закашлялся, пот выступил у него на лбу. Когда приступ кончился, он поглядел отсутствующим, сумрачным взглядом на Бенедикта, но мальчик тронул его за рукав и настойчиво спросил:

— А люди согласны продать?

Старик с раздражением покачал головой.

— Куда они денутся? — вскричал он. — Что они — коровы, чтобы жить в поле? Разве деньги могут заменить дом?

Бенедикт кивнул. У него дрожали губы; он прилагал большие усилия, чтобы побороть волнение и задать вопрос, который жег ему губы.

— Отец мой! — решился он наконец. Губы его побелели, во рту пересохло, последнее слово он прошептал еле слышно: — А церковь?..

Отец Дар сердито уставился на него.

— Что? — спросил он.

Бенедикт растерянно замигал.

— Церковь? — повторил он хрипло.

Священник все хмурился, но вдруг лицо его просветлело, и он воскликнул:

— Ну, а ты? Ты разрешил бы им?

— Я — нет. — Бенедикт даже отпрянул в ужасе.

Отец Дар вздрогнул и простер к нему руки.

— Да, отец мой, — сказал Бенедикт, облегченно вздохнув, — теперь я понимаю. — Он окинул благодарным взглядом комнату и ласково погладил качалку. — Но внизу, у Рва, — начал он, — они...

Старик уронил голову на грудь, потом снова поднял ее. Его затуманенные глаза искали Бенедикта.

— Что? — спросил он.

— Ничего, отец мой, — ответил Бенедикт, собираясь уходить. — Я скоро опять навещу вас.

— Уходишь? — старик заерзал в качалке. — Приходи ко мне, Бенедикт.

— Приду, отец мой, — ответил Бенедикт.

— Завтра?

Мальчик немного замялся, прежде чем ответить, удивившись тому, что старик требует определенного ответа.

— Хорошо, я приду завтра, — сказал он.

— Только смотри, приходи непременно, — сказал отец Дар.

— Приду, отец мой.

— Закрой-ка окно, пока не ушел, — попросил старик и проследил взглядом, как Бенедикт подошел к окну и закрыл его. Непокорные занавески повисли неподвижно.

Проходя через кухню, Бенедикт положил на стол маленький сверток, в котором лежал белоснежный, сильно накрахмаленный воротничок.

12

Они шли по Горной авеню. Его рука мягко покоилась на плече Бенедикта.

— Он простудился, — говорил отец Брамбо, — поэтому я попросил его не выходить из дому несколько дней. Теперь я нуждаюсь в твоей помощи больше, чем когда-либо, — прибавил он с легкой улыбкой. Он выглядел усталым.

— Я постараюсь сделать все, что могу, — с глубокой искренностью ответил Бенедикт.

Отец Брамбо остановился, взглянул на него и сказал серьезно:

— Ты многое можешь, Бенедикт!

И Бенедикт поднял глаза на его тонкое бледное лицо — под цвет его белому воротничку.

— Я чувствую себя таким одиноким с тех пор, как приехал сюда, — уныло продолжал священник. — Мне сказали, что посылают меня в общину, где преобладают немцы-католики, но, очевидно, они там потеряли всякую связь с этой общиной, — немцы давно отсюда уехали.

— Большинство из них переселилось в город, — объяснил Бенедикт.

— Я никогда прежде не встречался со всеми этими национальностями, — продолжал священник с несколько растерянным видом. — А теперь мне придется... — Он пожал плечами, затем повернулся к Бенедикту и внимательно оглядел его. — Вот, например, кто ты, Бенедикт?

Бенедикт сжался.

— Литовец, — сказал он смущенно. На лице священника ничего не отразилось. — Литовец, — повторил Бенедикт громче.