Долина в огне - [30]

— Попробуй-ка, папа, — сказал он.

Но отец сердито оттолкнул его.

— Ешь сам... слышишь!

Бенедикт отправился искать брата. Он увидел его издали: Джой играл с козленком, привязанным к дикой яблоне, и Бенедикт не решился подойти к нему, — ведь скоро этому козленку перережут горло. Бенедикт чуть не заплакал при виде оживленной рожицы Джоя, разговаривавшего с козленком.

Музыка все еще играла — «литвацкая музыка», как презрительно сказал бы, наверно, мистер Брилл. И вдруг Бенедикт испугался при мысли, что сейчас сюда придет отец Брамбо. Мальчик почувствовал, что не может здесь больше находиться, и вышел из рощи. Смеркалось. Он пошел тропинкой вдоль кустов бузины к роднику. Навстречу ему попадались женщины и мальчики, его товарищи, с полными ведрами, из которых выплескивалась вода.

Возле родника пахло коровами. Они истоптали всю землю вокруг деревянного сруба, превратили ее в болото. Пахло дождевыми червями и мхом. И даже сюда доносился из-за леса едкий запах горелого шлака.

Бенедикту ни с кем не хотелось разговаривать и, увидев Тони, маленького итальянца, прислуживающего вместе с ним в церкви по воскресеньям, он свернул в лес. Там в тени за деревом стоял его отец.

— Папа! — позвал Бенедикт.

Отец быстро обернулся и жестом велел мальчику уходить, а за его спиной мелькнула фигура какого-то мужчины, который отпрянул назад, в тень. Бенедикт остановился, затем нерешительно двинулся вперед и позвал еще раз:

— Папа! — Он собирался подойти еще ближе, но отец поспешно шагнул на тропу, протянув на прощанье руку своему собеседнику. При свете луны Бенедикт увидел, как их руки слились в крепком пожатии. Вместо того чтобы идти на пикник, мужчина быстро удалился в противоположном направлении. Бенедикт глядел ему вслед — по телу у него пробежали мурашки.

— Пошли, пошли, — строго сказал отец, беря его за плечи и резко поворачивая.

Бенедикт вопросительно посмотрел на отца, но тот ответил ему недовольным взглядом, а затем, будто вспомнив, что следовало бы рассердиться, грозно спросил:

— Почему ты не на пикнике?

Бенедикт пожал плечами, — он не сумел бы объяснить, почему он ушел оттуда. Ему захотелось взять отца за руку, но вместо того он молча пошел рядом с ним. До них все время доносился праздничный гул, а когда они вышли на поляну, всеобщее веселье захватило и их. Ярко горели разноцветные фонарики, озаряя раскрасневшиеся лица и блестящие глаза, и у Бенедикта снова поднялось настроение. Он увидел Тони и на этот раз подбежал к нему и обнял за плечи.

— Не забудь, что в субботу мы играем против «Птичек-соек»! — строго напомнил Тони, глядя на него своими темно-карими глазами.

— Помню, помню! — засмеялся Бенедикт.

— Мы им всыплем, этим черномазым! — продолжал Тони, моргая длинными ресницами.

«Нехорошо так называть их», — покраснев, подумал Бенедикт, и его улыбка вдруг погасла. Он потупился.

— Знаешь, Тони... — начал было он, но прикусил губу. Его товарищ, не подозревая, в чем дело, доверчиво смотрел на него.

— Мы побьем их, если ты будешь играть, Бенни! — с гордостью заявил Тони.

Бенедикт на миг заколебался, встретившись с его восхищенным взором, но затем круто повернулся и, не сказав ни слова, ушел. Он был польщен и вместе с тем чувствовал себя виноватым.

Танцы были в разгаре. Он стал пробираться сквозь толпу людей, которые, смеясь, с увлечением хлопали в ладоши, и вдруг изумленно отпрянул: на полянке отплясывали польку его отец и мать! Лицо у матери было бледное, покрытое испариной, и, хотя она смеялась, видно было, что она страшно конфузится, зато отец, казалось, забыл обо всем на свете... Бенедикт быстро отошел и спрятался в толпе. Но взрывы радостного звонкого смеха звучали так заразительно, что он не устоял и вернулся обратно.

Перед ним мелькнуло лицо Джоя: с робкой улыбкой, застывшей на его мордашке, тот глядел во все глаза на невиданное зрелище — его родители танцуют! А Бенедикт не решался смотреть на отца. Наверно, он пьян, думал мальчик. Ему казалось, что матери должно быть мучительно неловко из-за этого. Однако выражение откровенного, безудержного веселья, которое он раза два уловил на ее лице, сбивало его с толку. Неожиданно ему пришло в голову, что когда-то в молодости его родители были вот такими, как сейчас, и у него даже рот приоткрылся от удивления.

Полька продолжалась. Его отец, возбужденный, с разгоревшимся лицом, выхватил аккордеон у музыканта и заиграл сам. Все с восторгом ему зааплодировали. Круг расступился, и в центре остался один отец; он играл и продолжал плясать. Вдруг из толпы стремительно выскочил маленький Джой и тоже пустился в пляс. Он носился по кругу вслед за отцом, в точности копируя его движения. Джой неистово выбрасывал вперед ноги, скрестив на груди худенькие ручонки. Бенедикт улыбнулся ему — он так любил его в эту минуту! — но Джой вдруг шлепнулся с размаху на землю. Грянул хохот. Джой растерянно поднялся — наверное, он больно ударился — и подошел к Бенедикту; тот обнял его за плечи.

А отец все плясал. Он кружился на каблуках, подпрыгивал, приседал, снова кружился. И все это время его аккордеон, которому откуда-то издали вторил другой, ни разу не сбился с ритма!