Долина в огне - [11]

— Отец опять пил?..

От испуга мать уронила ложку в кастрюлю, а Руди совсем спрятался за ее юбкой.

— Не говори так! — сказала она, подходя к Бенедикту и облизывая палец. — Он опять ходил искать работу...

— О мама! — воскликнул Бенедикт, бросаясь к матери. Она отвернулась, виновато посмеиваясь, но он силой повернул ее к свету. Под глазом у матери темнел синяк. Бенедикт с горечью смотрел на нее. — За что? — спросил он и, прежде чем она успела ответить, укоризненно добавил: — Ты сама допускаешь! Сама! — Он подбежал к кухонному шкафику, открыл его и, вытащив недопитую бутылку, шагнул к раковине.

Но мать, прежде чем он успел ее вылить, схватила его за руку.

— Ты с ума сошел? — закричала она, глядя в его злые глаза. — Ничего ты не понимаешь! — продолжала мать, сердито вырывая у него бутылку. — Хочешь, чтобы ему нечем было забыться, когда он возвращается домой? А ты пойди сам поработай! — снова крикнула она. — Поработай-ка весь день у открытой печи, да приди домой, усталый до полусмерти, когда у тебя все кости разламывает, а голова пухнет от забот! Пусти! — Она оттолкнула его, бережно закупорила бутылку и поставила ее в шкаф. Потом обернулась, поглядела на него и опустила глаза.

— Уж если я сама ничего ему не говорю, — сказала она мягко, — зачем же тебе...

— Но ведь он идет против церкви, — сказал Бенедикт.

Мать подняла голову.

— Не тебе судить, — ответила она.

— Он искушает господа бога! — вскричал Бенедикт, Мать всплеснула руками и дважды истово перекрестилась. В глазах ее застыл такой испуг, что Бенедикт отвернулся и понурил голову.

В кухню вошел Джой. Обойдя сторонкой Бенедикта, он шепотом спросил:

— Мама, скоро ужин?

— Сейчас, — ответила она.

Светло-русые волосы Джоя все еще отсвечивали красным, а на щеках были волнистые красные потеки.

Мать поставила на стол миски.

— Где Винс? — тихо спросила она. В ответ Джой только пожал плечами. Мать взглянула на Бенедикта, — тот сидел, опустив голову на руки. Она накрыла на троих и разлила суп по мискам. Мальчики сидели за столом, но к еде не притрагивались. Бенедикт молился не поднимая головы, словно застыв. Потом все, кроме него, стали есть.

После супа мать положила в миски по кусочку вареного мяса. Они съели его с ржаным хлебом. Обед был закончен.

— Мама, я еще голодный, — сказал Джой.

Мать сердито поглядела на него, а, Рудольф ударил ложкой по столу.

— Еще! — весело потребовал он.

Бенедикт поднял голову.

— Дай им еще, мама, — сказал он.

— Больше нет, — ответила она.

— Есть, — возразил он спокойно.

— Это отцу, — объяснила она, — я должна оставить отцу.

Бенедикт встал со стула, взял миску Джоя и направился к плите. Он наполнил миску и поставил ее перед мальчиком. Джой сидел неподвижно, вцепившись пальцами в край стола.

— Ешь! — приказал Бенедикт.

Тот отрицательно покачал русой головой.

— Ешь! — процедил сквозь зубы Бенедикт. Пальцы его потянулись к миске, но он вдруг отдернул руку, словно обжегся. Рудольф, получив дополнительную порцию, уписывал суп за обе щеки. Бенедикт подал свою миску матери.

— Ешь, мама, — сказал он.

— Я не могу, — сказала она и засмеялась. — Посмотри, как я наелась! — Словно ребенок, она выпятила живот и пошлепала по нему ладонью. — Видишь?

Джой поднял голову, с улыбкой наблюдая за ней. Рудольф радостно замахал ложкой.

— Ешь, мама! — страдальчески прошептал Бенедикт.

— Отстань от меня! — отозвалась она.

Он обернулся к Джою. Тот медленно опустил ложку и зачерпнул супу. Бенедикт сердито следил за ним взглядом. В, голове его стучало, глаза горели. Боль в груди и животе несколько успокаивала его, — она была ему хорошо знакома. Бенедикт чувствовал себя так, словно он долго и горько плакал и теперь выплакал все слезы, а голова его превратилась в пустой котел.

Его никто не уговаривал поесть.

Когда обед закончился, он поднялся наверх, в спальню мальчиков. В углу у окна он опустился на колени перед домашним алтарем, на котором стояло позолоченное распятие да две свечки в глиняных подсвечниках. Он молился, ощущая жгучую боль в глазах. «Не оставь меня, господи! — просил он. — Помоги мне сделать нашу жизнь такой, чтобы она была угодной тебе. Укажи мне путь, господи!»

Когда он спустился вниз, мать стояла у лампы и разглядывала большой белый конверт.

— Письмо пришло, — прошептала она упавшим голосом.

— Я прочту, когда вернусь, — ответил Бенедикт, разглядывая конверт. — Это от Заводской компании, — добавил он, прочитав обратный адрес.

— Может быть, сообщают о работе для папы? — заинтересовалась она, придвигаясь к нему.

Бенедикт вскрыл конверт и быстро пробежал письмо.

— Нет, — сказал он. — Они хотят, чтобы мы продали дом.

Она недоумевающе смотрела на него, потом с ужасом вскричала:

— Продать дом? Что это значит? Зачем нам продавать дом?

— Не знаю, мама, — нетерпеливо ответил Бенедикт, возвращая ей письмо. — Мне надо идти. Покажи письмо папе.

Он пошел к уборной и выкатил тележку. Джой ждал его.

— Пошли! — сказал Бенедикт, таща за собой тележку.

Они спустились по Тенистой улице, потом свернули к деревянной лестнице, которая вела на вершину холма. Джой подхватил тележку сзади, и они вместе понесли ее вверх по длинной лестнице, останавливаясь через каждые десять ступенек, чтобы немного передохнуть. Темнело. Долину окутали серые сумерки. Казалось, они сгустятся, прежде чем зажгут уличные фонари, и сразу же наступит непроглядная тьма. Неясные очертания домов расплывались в полумраке. Далеко на западе над высокой черной трубой мусорной печи взлетел сноп желтого пламени. Он вонзился в небо и погас.