Долина павших - [2]

На рубеже 60—70-х годов Рохас начинает свои исторические штудии: выходят «Диалоги для другой Испании» (1966) — книга об идеологической нетерпимости и преследовании инакомыслящих в Испании XVIII–XIX-ХХ вв., «Гражданская война глазами изгнанников» (1975), «Антифранкистские портреты» (1977), работы об Антонио Мачадо, Пикассо, Унамуно, Ортеге-и-Гассете. Рохаса интересуют наиболее драматические эпизоды новейшей истории его страны и всей Европы. Своими главными темами он считает кризис абсолютной власти и драму замкнутого в себе рационализма. Переплетаясь, они связываются в единый проблемный узел, вокруг которого строятся все книги Рохаса, и публицистические, и художественные, и который можно определить так: мыслитель, художник, вообще интеллигент перед лицом социального кризиса.

Для художественного воплощения этой темы Рохас в 70-х годах разрабатывает особую повествовательную структуру, можно назвать ее исторической фантастикой. В основе книги — всегда какое-то фантастическое допущение, вымысел, мимикрирующий под документированную правду. Президент Испанской Республики Мануэль Асанья, умирая в изгнании в Андорре, в полубредовом внутреннем монологе вспоминает годы президентства, события войны, пытается понять причины поражения Республики… («Асанья», 1973). Гитлер, сумевший скрыться из бункера после инсценировки самоубийства, десятилетиями прячущийся на заброшенной мельнице в Испанских Пиренеях, ведет долгий словесный поединок с разыскавшим его молодым мстителем, сегодняшним европейцем-интеллигентом, оказывающимся, однако, бессильным в схватке с фашистской демагогией и «волей к власти», которой одержим агонизирующий от дряхлости фюрер… («Мой фюрер, мой фюрер!», 1975). Федерико Гарсиа Лорка в загробном мире, напоминающем более всего кинозал, созерцает свою жизнь как прокручиваемую снова и снова киноленту… («Хитроумный идальго и поэт Федерико Гарсиа Лорка восходит в ад», 1979). В сумасшедшем доме под названием «Сон разума» встречаются не то призраки, не то безумцы, воображающие себя призраками Фернандо VII, Декарта, Марселя Пруста, Гаврило Принципа, и ведут беседы об истории, искусстве, судьбах Европы и мира… («Сон о Сараево», 1982). При этом Рохас тщательно подготавливает своего рода «ловушки» для памяти читателя, рассыпая детали, связывающие все эти романы в некое целое, в единый «текст». Так, в первой главе «Долины павших» Сандро узнает о двух трупах, найденных жандармами вблизи полуразвалившейся мельницы: дряхлого старика и юноши с медальоном на шее. Тела не опознаны, и в «Долине павших» больше ничего об этом странном происшествии не говорится. Разгадка случившегося — в романе «Мой фюрер, мой фюрер!». А читая роман «Сон о Сараево», по некоторым приметам пейзажа догадываешься, что приют «Сон Разума» выстроен в тех же горных местах, где Сандро работал над книгой о Гойе. Сандро Васари появляется и в других романах, всегда выступая как следопыт в чаще истории, как биограф художников и мыслителей. На его роль в повествовании указывает уже данная ему фамилия: ведь недаром Сандро представляется как прямой потомок Джорджо Вазари, итальянского архитектора и живописца, прославившегося своими «Жизнеописаниями наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» (1550), доказывавшими, что жизнь художника может быть предметом и увлекательного повествования и морального поучения.

В заключении «Сна о Сараево» Сандро Васари прямо обращается к читателю, разъясняя свои отношения с персонажем, обозначенным инициалом Р.: «Я его alter ego…» Р. — это, разумеется, сам Карлос Рохас, автор-персонаж (что не редко в современном романе). Сандро Васари переданы некоторые черты реальной биографии Рохаса (длительное пребывание в Америке), его интеллектуальные интересы. Вместе с тем Васари и отделен от Рохаса-автора, проходит свой путь эмоциональных и духовных испытаний.

Конечно, можно задаться вопросом: а зачем понадобилось посвящать читателя в эти непростые взаимоотношения автора и персонажа? Почему естественное для любого романа разделение функций между автором и героем здесь на глазах у читателя превращается в болезненно осознаваемую героем зависимость?

Тема жизни как чьего-то вымысла, жизни-сна, жизни — театрального действа — тема традиционная, глубоко укорененная в испанском искусстве. Во второй части «Дон Кихота» происходит уникальное в истории литературы событие: персонаж узнает, что о нем написана книга, и обсуждает эту книгу с другими персонажами! В XX веке в подобные, весьма запутанные отношения со своими героями вступал Мигель де Унамуно. Протагонист романа «Туман» Аугусто Перес отправлялся в Саламанку, встречался с Унамуно и дерзко заявлял ему, что бунтует против его авторской воли и требует для себя полнокровного самостоятельного бытия, а не фиктивного существования в качестве выдуманного персонажа — совсем как Марина и Сандро в конце «Долины павших». Очевидно, писателю, размышляющему над сутью национального характера, над загадками национальной истории, нужна была такая опора на литературную традицию. Думать об Испании на языке испанского искусства — это ведь и есть художественная задача «Долины павших».