Долина дракона - [14]

Ланси объяснил, что трущобы принадлежат двоим – Толстому Финаду и Карри Убийце.

– А как же Брес? – спросил Ангус, но Ланси только расхохотался в ответ.

– Какому королю есть дело до помоек? – отсмеявшись, фыркнул он. – Кто бы ни сидел на троне, у помоек свои короли и королевы. Мне повезло, я попал к Толстому Финаду.

– Попал? – переспросил Ангус. – Ты тоже воруешь?

– Нет, – покачал головой Ланси. – Я танцую на веревке. Ворую только сам по себе, когда захочется.

– Как это – танцуешь на веревке? – поразился Ангус, представив себе какой-то ужас.

– Представление на площади, – Ланси встал на одну ногу и помахал руками в воздухе. – Финад держит всех уличных акробатов, актеров, певцов, шутов, огнеглотателей, канатоходцев и прочих. Но два самых его любимых представления – наше, «Танцоры ветров», и «Страсть огня». Он же сам когда-то выступал на канате, пока…

– Пока не растолстел? – улыбнулся Ангус.

– Нет, пока не упал с высоты трех домов и не сломал себе спину, – серьезно посмотрел на него Ланси. – Но это не отбило у него любовь к танцам на веревке. Правда, теперь за него танцуют другие. Хочешь посмотреть?

– Конечно, хочу! – закричал Ангус.

После упавшего с телеги хлеба это была вторая настоящая радость с тех пор, как служанка, убегавшая из охваченного огнем и смертью дворца, швырнула его в сточную канаву, откуда его потом выловила Нэнни.

– Тогда пойдем гулять, пока вечер не придет, – заявил Ланси. – Большое представление вечером. Сегодня четвертый день недели, на площади вешают и рубят головы, так что дневного представления нету.

– А ты будешь вечером выступать? – спросил Ангус. Глаза у него блестели от азарта.

– Нет, – скис Ланси. – Я еще не настолько хорошо танцую, чтобы меня перед публикой выпускали.

Они долго бродили по закоулкам и улицам, Ангус успел снова проголодаться, но тут Ланси вдруг исчез и спустя несколько мгновений вернулся с двумя крадеными пирожками. Мальчишки помчались прочь, хохоча и пытаясь запихнуть горячее лакомство – как оказалось, с яблочной начинкой – в рот прямо на бегу.

Когда они доели добычу Ланси и Ангус облизал липкие пальцы, он вдруг понял, где они находятся.

На Сером пустыре, за площадью. Здесь на общем погосте были зарыты его мать и отец. Ангус, не слыша болтовни Ланси, медленно двинулся туда, где между могильных насыпей и куч мусора бродили бездомные собаки.

Ослепший от слез, ничего не видя перед собой, он сам не знал, куда бредет и зачем. И даже не сразу понял, что в кого-то врезался.

– Эй, эй, малявка, ты хоть перед собой смотри, – раздался сверху насмешливый голос. – А то снесешь и не заметишь.

Ангус поднял глаза и застыл, словно сосулька. На него смотрел самый жуткий и огромный человек из всех, кого мальчику доводилось видеть за свою недолгую семилетнюю жизнь.

Его отец, Старший Ворон, был рослым – ростом с самого короля Эннобара, славившегося своей статью. Брат его отца, Гордый Ворон, был еще выше, да и среди гвардейцев его сотни встречались настоящие великаны. Но этот превосходил их всех.

Голова его была наголо обрита, бороду незнакомец не носил, только светлые усы спускались вниз по углам рта. В правом ухе висела блестящая серебряная серьга, толстая и тяжелая. Нечеловечески широкие плечи переходили в мощные руки, на которых буграми вздувались громадные, как у быка, мускулы. Из верхней одежды на незнакомце была лишь перехваченная поясом меховая безрукавка, и Ангус мог видеть размытые контуры татуировок. Они почти сплошь покрывали его жуткие руки, переползали на шею и заканчивались под подбородком мечи, языки огня, волки, медведи и вздыбленные кони. Но страшнее всего были глаза – светлые, льдистые, внимательные. В них затаилось что-то опасное, как в глазах крупного хищника.

На пышных усах налипла подсолнечная шелуха. Он разглядывал Ангуса и щелкал семечки из горсти.

– Так на могилы загляделся, что глаза потерял? Любишь на покойников попялиться? Либо на дураков? Тут и тех и других хватает.

В глазах у Ангуса потемнело от злости. Здесь лежали все, кого он любил. И никто, никто не мог так о них говорить.

– Нет, – он запрокинул голову, чтобы смотреть прямо в страшные глаза. – На покойников не люблю. На дураков намного интересней!

Бритый оскалился в ухмылке, его ручища метнулась с невероятной скоростью и сгребла взвизгнувшего Ангуса за волосы.

Незнакомец ловко подкинул мальчика в воздухе и перехватил той же рукой за одежду на груди. Поднял повыше к глазам. Беспомощный Ангус, задыхаясь, болтался в воздухе и что есть силы лупил по каменному запястью, отбивая себе ладони.

Льдистые глаза внимательно рассматривали его. Ангус тоже в них вгляделся. Глаза были серые. Слишком светлые. Слишком холодные. Слишком проницательные – они видели мальчика насквозь. Желудок свело от страха.

– Ты не с улицы, – сплюнул в сторону шелуху бритый. – Ты откуда-то из богатого дома. Спрятался во время резни. Всего боишься. Грязный, но все еще думаешь, что кто-то придет и спасет тебя. Чем скорей поймешь, что никто не придет, тем лучше. Научись сквернословить, воровать и врать, тогда, может, выживешь.

Ангус хотел ответить, что ни на что не надеется, что все, кто мог бы прийти за ним, умерли и лежат в этих безымянных могилах, и собаки воют над ними, но не смог выдавить ни слова.