Долгорукова - [28]

Наследник побарабанил пальцами, переставил на столе фотографии и, наконец, спросил:

   — И что же, вы полагаете, можно тут сделать?

Шувалов ответил тоже не сразу.

   — Я бы полагал полезным обрисовать эту картину Его величеству, будучи уверен, что он плохо себе её представляет, смотря на всё вокруг глазами этой особы. И мне кажется, что никто не сможет сделать это деликатнее, чем Ваше императорское высочество... — Увидев, что наследник удивлённо поднял брови, Шувалов поспешил добавить: — Меня, Ваше высочество, Государь просто не станет слушать. Когда я как-то попытался коснуться этой темы, Его величество сказали, что я главноуправляющий Третьим отделением Его личной канцелярии, но не его личной жизни.

Наследник подумал, вертя пуговицу мундира, потом сказал:

   — Знаете, граф Пётр Андреевич, я не смогу быть полезным в этом деле. Во-первых, я никогда не вмешиваюсь в дела папа, если он сам меня об этом не просит, а во-вторых... он может это расценить как моё опасение за наследование престола.

   — Но эта опасность и в самом деле существует, — оживился Шувалов.

Но наследник ледяным тоном возразил:

   — Это клевета, граф, клевета на моего отца и нашего Государя, и я прошу вас всеми средствами пресекать её. Тот, кто так думает, плохо его знает. Он может заблуждаться в своих чувствах, но он имеет прочные убеждения о долге Государя. Поэтому я никак не разделяю ваших опасений о моём будущем, а что касается настоящих дел, говорите с папа сами, в конце концов, это ваш служебный долг.

   — Как прикажете, Ваше императорское высочество. Я постараюсь найти для этого подходящий повод.

10 февраля 1874 года. Зимний дворец.

Александр в сопровождении Рылеева поднимался по лестнице.

   — Шувалов? О Кате? — Александр даже остановился. — Где?

   — У князя Щербатого, Ваше величество. Граф говорил, как мне сказывали, что Ваше величество находится всецело под властью Екатерины Михайловны и, чтобы доказать ей свою любовь, способен... — Рылеев замялся, потом извиняющимся тоном пояснил: — Я лишь передаю чужие слова, — он прокашлялся, — на любые безумства.

   — Безумства? Какие безумства?

   — Они говорили, что в вашем возрасте и положении завести двух незаконных детей и тем самым дать их матери козырь против вас, — это безумство.

   — Он так сказал?

   — Мне точно передавали.

   — А кто?

   — Позвольте умолчать, Ваше величество. Ваш верный слуга.

   — Что он ещё говорил?

   — Под конец Пётр Андреевич так разошёлся, что сказал, что он сумеет справиться... простите, Государь... с этой девчонкой.

   — Так... Как же он собирается это сделать? И в каком смысле?

   — Не знаю, Государь.

   — Ну ладно, спасибо, Александр Михайлович. Посмотрим, кто с кем справится раньше...

5 мая 1874 года. Зимний дворец. Апартаменты Александра.

Александр подошёл к своему кабинету. Навстречу ему поднялся ожидавший его Шувалов.

   — Доброе утро, Ваше императорское величество.

   — Здравствуй, Пётр Андреевич. — Он прошёл в кабинет, за ним вошёл Шувалов. — Что у тебя? — Шувалов открыл папку.

   — Хотел бы почтительнейше доложить Вашему величеству о настроениях в нашем обществе, особенно в связи...

   — Хорошо, хорошо, — перебил его Александр. — Это ладно, но сперва я хотел бы поздравить тебя, Пётр Андреевич.

   — Смею ли я просить, чем вызваны поздравления Вашего величества?

   — Я вчера назначил тебя своим послом в Лондоне.

   — Послом?.. Но... — Шувалов растерялся, закрыл папку, снова её открыл, но всё же справился с собой и заставил себя улыбнуться. — Не могу даже сказать, как я благодарен Вашему величеству за столь высокую честь — защищать интересы Вашего величества за рубежами России. После того, как восемь лет я делал это от внутренних врагов, я расцениваю как особую милость Вашего величества распространить моё усердие за пределы России.

   — Но полно, полно благодарить, — чуть усмехнулся Александр, — ты заслужил это. Ну так что там доклад, — он взглянул на папку, которую Шувалов всё ещё держал перед собой. Тот закрыл её.

   — Если Ваше величество позволит, я бы сделал это в другой раз. Волнение, вызванное милостью Вашего величества, столь велико, что я опасаюсь быть неточным.

   — Ну что ж, и в самом деле. Тебе в дорогу теперь надо собираться. А доклад пусть сделает Потапов — я его назначил вместо тебя.

   — Александр Львович? — Шувалов даже переменился в лице. — Но... Осмелюсь заметить Вашему величеству, что он ведь обычный генерал и мало известен в наших высших кругах. А эта должность...

   — Вот и хорошо, — не дал ему договорить Александр. — Может, это и на пользу дела, меньше кругов будет в этих кругах, — и Александр в упор взглянул на Шувалова. Тот всё понял и, поклонившись, вышел.

11 июля 1874 года. Окрестности Царского Села.

Александр ехал на прогулку с детьми, великими князьями Павлом и Сергеем. У рощи он велел кучеру остановиться.

   — Дальше вы поезжайте сами, — сказал он детям, — а я пойду прогуляюсь.

   — Па, а можно я с тобой, — Павел хотел было тоже выйти из коляски.

   — И я, — встал Сергей.

   — Нет, нет, мои дорогие, — Александр усадил их на место. — Вы езжайте, я должен обдумать одно важное дело. Мы скоро увидимся. — И он махнул кучеру, чтоб трогал.