Долгое падение - [8]

– И вы посчитали, что под этими словами подразумевается мистер Уотт?

Присяжным такое может показаться маловероятным, потому что Уотт – большой толстый мужчина, поэтому Даудолл объясняет:

– Мистер Уотт в юности был участником Горских игр[17]. Его упоминали как «разностороннего спортсмена» в газете всего за неделю до того, как я получил письмо, поэтому я решил, что речь идет о нем.

– Письмо все еще у вас?

– Боюсь, я его не сохранил.

То письмо – проклятие для Даудолла. Из него ясно следует, что Мануэль просит его явиться в Барлинни в качестве своего законного представителя.

Мануэль хотел, чтобы Даудолл подал безнадежное прошение о том, чтобы заключенного выпустили под залог. Даудолл сказал, что это бессмысленно, но Мануэль настаивал, чтобы прошение все-таки было подано.

Даудолл знает, как выглядят невинные люди: он все время смотрит Гиллису в глаза. Он заставляет себя сделать вдох и медленно моргает.

– И поэтому вы отправились повидаться с мистером Мануэлем?

– Да.

– И что он сказал?

– Наша первая встреча была короткой. Мистер Мануэль рассказал мне, что мистер Уотт невиновен. Он сказал, что знает человека, который на самом деле совершил убийства.

Со скамей для публики доносится общий вздох. Присяжные пишут в своих блокнотах. Гиллис принимает позу и позволяет всем как следует уяснить это заявление.

– И что вы ответили мистеру Мануэлю?

– Я убеждал его пойти в полицию и рассказать все там.

– А он что на это ответил?

– Ну, мистер Мануэль не захотел так поступить.

– Почему?

– Он указал на то, что он не самый большой поклонник полиции.

– Как именно он на это указал?

Гиллис серьезен. Он надеется, что Мануэль кому-нибудь угрожал.

– Мистер Мануэль выразил свою враждебность к полиции… – Даудолл колеблется, подбирая слова, – в неизящном, связанном с деторождением предложении из трех слов.

У зала уходит мгновение, чтобы услышать про фразу из трех слов. Внезапная приливная волна ломающего напряжение смеха: «ха-ха-ха!» проносится по залу суда. Похоже, здесь присутствующие будут повторять этот диалог другим, но никто больше не сочтет его хоть сколько-нибудь смешным. Для присутствующих это препотешно, потому что они мысленно слышали: «В п…ду полицию!» на официальном заседании, потому что окровавленные одежды и оружие и лифчик лежат на демонстрационном столе, потому что они едва сидят на своих местах.

Прилив смеха стихает, и все чувствуют себя освеженными.

Даудолл продолжает:

– Я сказал мистеру Мануэлю, что недостаток деталей заставляет меня прийти к выводу, что его история недостоверна. Потом я ушел.

– Вы виделись с мистером Мануэлем снова?

– Да. Я получил от него еще одно письмо. Он писал, что у него есть добавочная информация.

– Что говорилось в том письме?

– Там намекалось, что на сей раз он желает сообщить мне детали. Поэтому я отправился повидаться с ним во второй раз. Это была более продуктивная встреча.

Рассказывая о той встрече, Даудолл вспоминает ее. Теперь ему не приходится так осторожничать, потому что в тот раз он отправился к Мануэлю не как его юрист.

Питер Мануэль сидит за столом в темно-серой тюремной комнате для свиданий, пахнущей лизолом[18] и отчаянием. Он сжал руки перед собой, глядя на Даудолла из-под нависших бровей, но выглядит щеголевато даже в грубой тюремной форме.

Они заканчивают со вступительными фразами, после чего Мануэль подается вперед и говорит низким рычащим голосом:

– Я знаю, чьих рук дело убийства Уоттов, и это сделал не Уильям Уотт.

Даудолл вызывает его на разговор показной незаинтересованностью:

– Да, вы уже говорили об этом. Чего я только не слышал со всех сторон…

Мануэль ухмыляется:

– Так вам нужны детали?

Даудолл никогда не забудет выражение лица Мануэля, когда тот тихо излагает историю. Глаза полузакрыты, губы расслаблены, щеки розовеют почти девичьим румянцем. Рассказывая, он смотрит через плечо Даудолла, и его руки тоже ведут свой рассказ.

– Человек прокрался к дому по темной улице. Он подошел по дорожке к передней двери. Он разбил стеклянную панель в левой части двери. Он просунул руку внутрь…

Мануэль сгибает свою лежащую плашмя руку в сторону Даудолла, как будто в этот миг он, стоя на темной улице, вламывается в чужой дом.

– Он просунул руку внутрь и отпер дверь. Он проник в узкую прихожую с шифоньеркой слева, над которой висела картина с желтой собакой. Он проскользнул в темный коридор с красным ковром. Он закрыл за собой дверь. На стене…

Мануэль поднимает правую руку, сжав большой и указательный пальцы в щепоть.

– Вешалка для ключей. Но он не берет ни одного ключа, ключей там нет. Он идет в темноте в тихий дом, удивляясь, что никто не услышал его и не вышел. Он открывает дверь спальни. Там две кровати, односпальные, и на них лежат две женщины. Он вынимает свой револьвер и стреляет обеим в головы. Прямо сюда…

Мануэль ввинчивает указательный палец себе в висок.

– И мгновение он стоит и смотрит на них. Но потом слышит девушку.

В серой тюремной комнате для свиданий Даудолл понимает, что так сильно жевал изнутри щеку, что прокусил ее. Он продолжает жевать, причиняя себе боль. Голос Мануэля понизился до рыка, до шепота, и Даудолл видит искру веселья в его глазах. Не из-за реакции юриста – тот ему, похоже, почти безразличен. Он снова переживает случившееся, рассказывая о нем, и наслаждается этим.