«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - [33]

.

Для представителей научной элиты все эти формы проявления социальной активности необходимо воспринимать и оценивать не только в качестве факта «…вовлеченности в какие-либо события, но как деяния, разворачивающиеся во времени и пространстве, имеющие различные эффекты на уровне самой личности, группы или общества в целом, где различные характеристики имеют положительную и отрицательную динамику, в результате чего происходит согласование и рассогласование как на уровне системы (личности или группы), так и на уровне метасистемы (социума)[328].

Социальная активность профессоров – уроженцев белорусских земель в целом реализовывалась на уровнях системы и метасистемы вне территориальных границ родного региона. В пользу этого факта говорят их линии поведения в период российских революций, распада империи и создания научной и образовательной инфраструктуры в Советской Беларуси в 1920-х гг. Отметим, что основная часть профессуры осталась работать в российских и украинских (на тот момент уже советских) университетах и институтах, меньшая часть профессоров не приняли новую власть и эмигрировали либо были высланы из страны. Сознательно приехали в Минск участвовать в создании белорусской национальной системы высшего образования и науки менее десяти профессоров, которые на тот момент имели большую либо меньшую степень известности, среди которых можно отметить М.В. Довнар-Запольского, Е.Ф. Карского, Н.Н. Кравченко, Б.И. Эпимах-Шипило, С.М. Рубашова, но даже эти лица спустя некоторое время и по разным причинам были вынуждены покинуть Минск.

В итоге в создании белорусского высшего образования и академической науки приняли активное участие некоторые российские профессора, направленные в Минск советским правительством, но основу белорусской науки составили молодые белорусские ученые, вчерашние студенты императорских университетов, активные участники белорусских студенческих научных кружков. Эту ситуацию можно рассматривать сквозь призму классического «конфликта поколений», усиленного социальными, идеологическими, национальными аспектами, в ходе которого национально ориентированная молодежь воспользовалась уникальной возможностью взять под контроль вновь создаваемую в 1920-х гг. научную и образовательную инфраструктуру в Беларуси. При этом о непосредственной преемственности научных школ, о тесных связях с многочисленными авторитетными учеными-земляками, продолжавшими работать уже в советских высших учебных заведениях, за крайне редкими исключениями, говорить не приходится. Связи с учеными, эмигрировавшими из советских республик, были невозможны по идеологическим причинам.

Таким образом, профессора и преподаватели российских университетов и институтов, ученые, родившиеся в белорусском регионе, но профессионально и личностно реализовавшие себя в XIX – начале XX в. за его пределами, в массе своей стали «потерянным ресурсом» для целей регионального развития и белорусского национального проекта в начале XX в., что обусловило его слабость и, в определенной степени, незавершенность.

Трансфер знаний об истории, праве, культуре европейских стран в российское интеллектуальное пространство «долгого XIX века»: вклад выходцев из белорусских губерний

И.Р. Чикалова

Выходцы из белорусских губерний заняли заметное место в сообществе интеллектуалов, объединенных идеей изучения и трансляции европейского опыта в Россию. Важное место в этом сообществе принадлежало той части университетской профессуры, в центре интересов которой была европейская история и литература, государственное и международное право.

Чтение лекционных курсов по всеобщей истории, зарубежной литературе, государственному праву вписывалось в общую тенденцию европеизации университетского образования в России, отчетливо проявившуюся с принятием университетского устава 1804 г.[329]. Так, всеобщая история стала преподаваться в Виленском университете. До 1824 г. ее читал Иоахим Лелевель[330], затем вплоть до его закрытия – Павел Васильевич Кукольник, защитивший диссертацию «О влиянии римского права на всероссийское» (1815). Степень ему была присуждена Полоцкой иезуитской академией, недолго, с 1812 по 1820 г., имевшей права университета. К тому же он был автором перевода на русский язык «Сокращённой всеобщей истории» французского историка и государственного деятеля, бывшего посланника Франции в России Луи Филиппа де Сегюра[331]. Удачный перевод книги обратил на себя внимание влиятельных кругов в Петербурге, и Кукольник был назначен на работу в университет на должность профессора.

Закончил Виленский университет уроженец Минска и выпускник Минской гимназии Игнатий Иакинфович Ивановский (1807–1886). По его окончании он в 1826 г. был отправлен в Московский университет, а затем – в Профессорский институт при Дерптском университете, где успешно защитил докторскую диссертацию о свободной торговле (1833, «Die libera mercatura»). После возвращения из двухгодичной командировки по научным центрам Германии занял должность экстраординарного (1836), а затем ординарного профессора (1837) в С.-Петербургском университете. На протяжении многих лет он читал там лекции по международному и по государственному праву основных европейских стран. В 1863 г. был избран деканом юридического факультета. Его лекции не публиковались, но в фондах библиотек сохранились конспекты, составленные его слушателями